– Черт возьми! – выдавливает из себя он, и толпа распаляется еще больше.

– Он в порядке? – спрашивает Флинт, спустившись с небес, где он патрулировал окрестности.

– Не знаю. По-моему, он немного хромает, – отвечает Мэйси.

– Может, ему следовало попросить надбавку за опасные условия труда? – спрашивает Хезер.

– Бедный Джексон. – Флинт качает головой и делает грустное лицо. – Если они так неистовствуют из-за Хадсона, то вы можете представить, что они станут творить, когда на сцену наконец выйдет мой друг?

Я собираюсь отпустить колкость, но тут Хадсон смотрит на меня, будто прося моего совета. Но я могу посоветовать ему только одно – поспешить. Возможно, они перестанут кидать в него все эти штуки, если он просто начнет петь.

Я делаю ему знак поторопиться, и он отвечает мне взглядом, как бы говорящим: «А что я, по-твоему, делаю?»

Но, повернувшись к зрителям на этот раз, он хватает микрофон и кричит:

– Я хочу вас кое с кем познакомить! Вы этого хотите?

В ответ публика вопит, свистит и топает ногами.

Хадсон ухмыляется чуть более уверенно, поскольку теперь может сказать что-то определенное.

– Позвольте мне рассказать вам кое-что об этом парне, прежде чем я позову его на сцену, чтобы познакомить с вами.

Огни становятся чуть менее яркими, и Луми и Кауимхи впервые начинают играть что-то более проникновенное.

Хадсон подходит к краю сцены и наклоняется, чтобы коснуться вытянутых вверх фиолетовых пальцев тех, кто стоит прямо перед ней.

– Он мой младший брат и довольно классный парень. Он немного зациклен на черном цвете, но в остальном он правильный чувак. Если не считать того, что в детстве он крал у меня цветные карандаши.

Публика в ответ свистит и вопит, и Хадсон приподнимает бровь.

– Вы приветствуете его, потому что он таскал мои цветные карандаши? – спрашивает он. И когда он перекладывает микрофон в другую руку, я понимаю, что он наконец немного освоился.

Публика отвечает еще более громким приветственным ревом.

Хадсон смеется.