Светлый фон

Теперь уже вскрикиваю я сама, меня толкают к дверям, ноги пронзают тысячи игл, от этого на глазах выступают слезы.

Я не доставлю им удовольствия, не позволю им увидеть, как мне больно, и потому держу рот на замке, когда меня стаскивают со ступенек этой колымаги.

Ступив на землю, я продолжаю идти, пока не натыкаюсь на кого-то. Кажется, это Флинт, потому что спина, в которую я врезалась, шире и тверже, чем у Джексона или Хадсона.

Хезер тихо всхлипывает за мной, и я инстинктивно поворачиваюсь к ней.

– Все будет хорошо, – пытаюсь сказать я, но, разумеется, у меня ничего не выходит.

Гвардеец, сжимающий мои руки, грубо дергает меня.

– Смотри вперед! – рявкает он.

Я хочу сказать ему, что у меня завязаны глаза и я не могу никуда смотреть, но не могу сделать и этого. Поэтому я просто стискиваю зубы и обещаю себе, что, когда мы выберемся из этой передряги, я выскажу все, что думаю об этом. И как бы это ни закончилось – и что бы нам ни пришлось делать в будущем, – я никогда, ни за что никому не позволю связать меня так, как я связана сейчас. Если кто-нибудь попытается это сделать, то я буду сопротивляться изо всех сил.

Нас окружает несколько гвардейцев – я слышу это по звуку то ли ботинок, то ли сапог, когда их подошвы хрустят по гравию. К тому же я слышу несколько разных голосов.

Я пытаюсь определить по этим голосам, сколько гвардейцев нас сторожит, но голоса становятся то громче, то тише, то приближаются, то отдаляются так быстро, что всякий раз, когда мне начинает казаться, что я посчитала всех, оказывается, что я кого-то пропустила. Или посчитала кого-то дважды.

Вообще-то это не имеет значения – ведь мы не собираемся пытаться сбежать теперь, когда мы подошли так близко к Королеве Теней. Но мне все равно хотелось бы знать, сколько стражей нас окружает. Возможно, дело в том, что в глубинах моего подсознания я продолжаю искать способ убраться отсюда, если дела пойдут хуже, чем сейчас.

Мне не нравится, что я никак не могу дать им отпор. Тем более что столько людей, которых я люблю, тоже оказались в этой передряге.

Мы проходим сорок один шаг и поворачиваем направо. Проходим еще сто двенадцать шагов и поворачиваем налево. А затем поднимаемся на семнадцать ступенек, поворачиваем направо и проходим еще сто сорок пять шагов, после чего гвардеец, держащий мои руки, рывком заставляет меня остановиться, сделав это так грубо, что я начинаю бояться, что он вывихнул мне плечо.

– Эй, полегче! – пытаюсь крикнуть я, больше потому, что я в ярости, чем потому, что ожидаю, что он поймет меня – или что ему не плевать. Но это звучит как крик боли, а не ярости, что злит меня еще больше.