– Так я и сказала. Дилан был не восторге.
– Он вообще редко бывает доволен, – замечаю я, притянув ее к себе и обняв.
От нее пахнет яблоками и корицей, стало быть, время между попытками помирить Томаса и Дилана она опять провела на кухне. Она полна решимости научиться готовить. Я твержу ей, что было бы лучше взять несколько кулинарных уроков в местном магазине кухонной утвари Sur le Table, но она твердо настроена научиться всему в кухне нашего средневекового донжона… к великой досаде Шиован и остальных горгулий.
Она прижимается ко мне, я утыкаюсь лицом в ее волосы и минуту просто вдыхаю ее запах, черпая в ней покой, который будет необходим для того, что мне предстоит.
Однако в конце концов она отстраняется и вопросительно смотрит на меня.
– Так почему ты хотел встретиться здесь? Что-то случилось?
– Можно и так сказать. – Я беру ее за руку и мягко тяну к двери. – Я уже давно работаю над одной штукой, и сегодня, как мне кажется, самый подходящий день для того, чтобы рассказать тебе об этом.
Должно быть, что-то в моем голосе настораживает ее, потому что смех уходит из ее глаз, и она всматривается в мое лицо, будто пытается понять, что у меня на уме.
– С тобой все в порядке? – спрашивает она.
– Да, конечно. Все путем.
– Всякий раз, когда ты так говоришь, это верный знак того, что на самом деле все плохо, – отвечает она, выгнув бровь.
В чем-то она права, но я ей этого не скажу. Она и так подмечает слишком много.
Вместо этого я просто беру ее за руку и веду по коридору в гостиную, в которую мы вышли из портала много месяцев назад. Эта комната стала первой, которую я полностью перестроил. Возможно, именно поэтому она у меня любимая. А может, это из-за того, для чего я планирую использовать ее.
– Закрой глаза, – шепчу я ей, когда мы доходим до высоких белых арок.
– Речь еще об одном образце краски? – со скепсисом в голосе спрашивает она. – Потому что сейчас я совсем не в том настроении, чтобы спорить по поводу того, в какой из всех этих бесчисленных оттенков белого мы могли бы перекрасить западное крыло Двора Вампиров – только не после того, как я провела последний час, разглядывая сто двадцать семь наполовину съеденных кроссовок.
– Сто двадцать семь? – Я содрогаюсь. – Господи, это жесть.
– Не то слово. – Она тоже содрогается, хотя, думаю, мы получили психологические травмы от разных вещей.
– Я могу открыть глаза? – спрашивает она, как только я завожу ее в точку назначения.
– Да, – отвечаю я и тут же жалею об этом, поскольку меня вдруг охватывает ужасная нервозность. С какой стати я решил, что сегодня подходящий день, чтобы сделать это?