— Уже лучше. Правда, совершенно без сил. Но сейчас он спит.
— Где это произошло, дома или на улице?
Я вкратце ввожу его в курс истории, случившейся в магазине.
— А как… ты? — интересуется он после паузы. — Ты звонишь, потому что тебя это напугало?
— И как ты догадался? — ехидно спрашиваю я. — Да я чуть не рехнулась от страха.
— Марин, — мягко говорит Рус, — я всё понимаю. Илью заставляет взрываться сенсорная и эмоциональная перегрузка, он совершенно не в силах это контролировать. Но со стороны это действительно выглядит пугающе, даже отталкивающе. Что ты хочешь, чтобы я тебе сейчас сказал? Что такого больше не поворится? Увы, это не так.
Я молчу, и сама толком не зная, какие слова утешения ожидала услышать от Руса.
— Что ты чувствовала в момент его срыва, помимо страха? — внезапно спрашивает он.
— Наверное, растерянность и… беспомощность.
— И только? — недоверчиво уточняет он.
— А этого недостаточно?
— Мне кажется, — мягко говорит Рус, — что ты испытывала стыд и неловкость перед другими людьми. Ты стеснялась Ильи и его поведения, одновременно жалея его.
Кровь приливает к моим щекам.
— Я не…
— Не надо, не спорь. Я знаю, что это правда, — вздыхает Рус. — И это, в общем-то, естественная для тебя реакция.
— Естественная?! То есть это нормально — стыдиться своего молодого человека?
— Я знаю, что ты относишься к нему с большой нежностью. Знаю и то, как сильно Илья тебя любит. Но пойми, эти вещи… срывы, истерики… они останутся с ним навсегда. На всю жизнь! Так что ты должна быть к этому готова. Если, — он мешкает на самый крошечный миг, подбирая нужные слова, — если, конечно, ты планируешь остаться с Ильёй надолго.
— Я… — горло перехватывает спазмом. — Я не знаю! Я люблю его, но меня пугает то, что с ним происходит… Находиться с ним рядом — всё равно что гулять по минному полю, в любой момент может рвануть.
— Любят же всего человека, а не какую-то его часть. Если ты любишь целого Илью, то должна учиться принимать его со всеми особенностями личности, которые он не в силах изменить. Илья