Как ни странно, этот разговор с Ионеску немного вправляет мне мозги. Я ухожу с работы вполне успокоенная, улыбаясь и мурлыча себе под нос “A Thousand Years”.
Делаю шаг на тротуар и сразу же поёживаюсь от налетевшего ветра — сырого, промозглого, неуютного… Ужасно не хочется ехать на учёбу, но я и так уже возмутительно много пропустила, Лёлька устала меня прикрывать.
В этот момент путь мне преграждает молодая женщина с эрго-рюкзаком. Самого малыша не видно, но я понимаю, что он сладко спит, уткнувшись личиком в материнскую грудь. Лицо женщины кажется мне смутно знакомым, но прежде чем я вспоминаю, где могла её раньше видеть, она сама делает шаг мне навстречу и неуверенно спрашивает:
— Простите, вы — Марина? Марина Белозёрова?
И в тот же миг я соображаю, что это жена Руденского.