Лицо его исказила гримаса боли.

— Значит, так ты себя воспринимаешь — «женщина с подпорченной репутацией»?

Марго села на бордюр фонтана и спрятала в ладонях лицо. До сих пор только Роберт был в курсе ее истории. И совсем невыносимой тяжестью легло на плечи сознание того, что Рейф, именно Рейф узнал всю глубину ее падения.

Она больше не замечала ни солнца, ни аромата цветов. Страшные, жуткие воспоминания навалились на нее, накрыли мрачным, кровавым куполом. Марго боролась, но силы оказались неравны. Самым страшным в них была даже не боль, а сознание беспомощности. Потом она только и делала, что доказывала самой себе, что чего-то стоит, что вовсе не так беспомощна…

Унизиться, растоптать себя перед Рейфом, расплакавшись от жалости к себе? Нет, только не это.

— Не просто с подпорченной репутацией, — хрипло выдавила из себя Мегги, — но и надломленная, Ремонту не подлежит. Поэтому и решила остаться в Париже с Робертом, и даже лорд Стрэтмор не знает моего настоящего имени. Марго Эштон умерла, и я не хочу тревожить ее праха.

— Марго Эштон не умерла. Она превратилась в чудесную женщину. Сильную, добрую, способную сострадать. — Голос Рейфа звучал мягко, даже нежно. — Ты сделала в своей жизни больше добра, чем десяток обычных людей, вместе взятых. К тебе шли за советом, за помощью и получали то, что искали. Не стану отрицать, я чувствую огромную вину за то, что сделал, но не поэтому предлагаю тебе руку и сердце.

— Не надо, Рейф, — тихо сказала она, поднимая лицо.

Словно и не было последней ее реплики, Рейф, присаживаясь рядом с ней на бордюр, продолжал:

— В двадцать два года я любил тебя так, как только может любить очень зрелый человек. Временами даже боялся, что люблю тебя сильнее, чем гордость, чем честь, боялся твоей надо мной власти.

Сорвав несколько травинок, Рейф машинально растер их между пальцами.

— Когда я потерял тебя, у меня остались только честь и гордость, и я стал их заложником. Во мне нет ничего особенно хорошего. Если я всегда был вежлив, то только потому, что внутри был груб. Когда соблазнял кого-то, то поступал так потому, что этого требовала гордость. Все мои поступки диктовались только желанием заполнить пустоту, забыть о бесполезности своего существования.

Рейф повернулся к Марго, цепко удерживая ее взгляд.

— Ты — вот что придает моей жизни смысл. Ты, Марго.

Он обнажал перед ней свою душу, а она как по волшебству становилась очень ранимой. Чувствуя себя все более испуганной, Марго отвела взгляд, чтобы Рейф не заметил ее малодушия.

— Я не смогу наполнить твою жизнь смыслом.