— Гриш, я сама ее сделала. Для тебя.

       — Ты что, серьезно? — он дёрнулся, почти подпрыгнул на месте от удивления.

       — Ну да… Я ж, как кот Матроскин, все могу, а не только по деревьям лазить.

       — Кошка… Я дурею от тебя…

       И он притянул меня к груди — заграбастал, не думая, какого цвета будет его рубашка, но я уберегла ее от помады — вдруг стирать ее придётся моим ручкам…

       Мы сели за стол. Молча. Улыбаясь натуженно. Мы не на королевском приёме, чтобы держать лицо. Мы все трое чувствовали каждый свой стыд — стыд за то, что хотим быть счастливыми и ничего не можем поделать с тем, что счастье у нас разное.

       — Лиза, я хочу плова… — Гриша утащил у меня из-под носа тарелку, отказываясь от «шубы». — Я не в состоянии есть в таком количестве. Ты знаешь, сколько надо прокрутить педалей, чтобы сжечь двести калорий?

       Вместо ответа я схватила тарелку свёкра. Александр Юрьевич никогда не отказывался от шубы. Правда, в моем исполнении ел ее впервые.

       — Я принесу казан, — подскочил Гриша, и мне вдруг подумалось, что он просто решил оставить нас на время одних.

       Зачем? Я не знала, что сказать Александру Юрьевичу. И не знала, хочу ли вообще что-то говорить.