Теперь я действительно могла вжаться в стенку спиной и прижать плачущего ребёнка к груди. Кровать большая — можно и ноги вытянуть. Или протянуть, если плач не прекратится.

       — Любаша, Любаша, Любаша…

       — Лиза, дай ей заснуть.

       Гриша сидел на полу, вдавив подбородок в поднятую к носу коленку, и гладил мне ноги, успокаивая то ли меня, то ли себя. Я замолчала и через какое-то время Люба действительно уснула.

       Гриша тяжело выдохнул и поднялся с пола.

       — Я принесу плед с дивана.

       Думала, он ляжет рядом на пол, а это он меня решил укрыть и ушёл в спальню, не попытавшись увести меня с собой. Я еще долго лежала и пыталась не думать — ни о ком и ни о чем. Только давалось это с большим трудом, но сон все равно взял свое, а разбудил меня сильный кофейный аромат. Чашка находилась чуть в стороне от моего лица — наверное, на тот случай, если я в испуге подскочу с подушки. Только кого мне было пугаться: спящей дочери, зарождающегося дня или стоящего у кровати Гриши.

       — Бери чашку, чего ждёшь?

       Пробуждения! От сказки — от которой, к счастью, никто не заставляет меня просыпаться.

       — А ты?