Может кто-то назовёт меня маньяком, но я физически не мог смотреть ни на одну женщину с тех пор, как понял, что погоня за удовлетворениями физических потребностей свойственна лишь тупым животным, не обладающим интеллектом. Я уже успел побывать в шкуре осла и больше всего на свете не хотел повторения подобной унизительной роли, которая чуть не сгубила мою жизнь окончательно. Это не значит, что я не хотел секса, я хотел его безумно, хотел так, что в пору было завыть от неудовлетворённости, но проблема заключалась в том, что я хотел секса только с одной женщиной, которую по-настоящему любил и которая не любила меня.

Судьба, от которой я получал пинки ежесекундно, стоило мне вытащить свою голову из своей же задницы и разглядеть настоящие вещи, достойные внимания, смеялась надо мной. Её ирония сквозила во всём: мне было необходимо потерять самое важное, чтобы найти ответ на вопрос ради чего на самом деле стоит жить. Только ответ этот меня теперь совсем не радовал, напротив, я будто бы получил обухом по голове, но, надо признать, получил заслуженно и я не жаловался, а стойко терпел все удары и издёвки.

В ту субботу я понял, что Катя любит меня, и это уже не походило на очередной пинок, напротив, это радовало меня, так сильно, что хотелось улыбаться. Моя маленькая дочь со всей присущей ей детской наивностью и верой в добро простила меня, и мне не обязательно было услышать эти слова, достаточно было увидеть подтверждение её прощения в её зелёных глазах.

Мы ещё не успели подъехать к дому моих родителей, как Катя вдруг задала неожиданный вопрос, настолько неожиданный, что я растерялся. Она ни с того ни с сего спросила:

– Папа, я очень хочу, чтобы ты жил с нами. Почему ты не хочешь забрать нас с мамой к себе?

Дочь смотрела на меня широко открытыми глазами, и я кожей чувствовал, какой ответ она ждёт от меня, тем больнее было осознавать, что я не могу произнести те слова, которые бы сделали её немного счастливее.

– Малыш, я бы очень хотел, чтобы мы снова жили вместе, правда, но я сильно обидел твою маму.

– Попроси прощения, – предложила Катя, и я внутренне улыбнулся её наивности.

– Этого слишком мало, котёнок, – ответил я, слегка погладив дочь по густым волосам, заплетённым в косу тонкими пальцами Вероники.

– Мама говорила, что если по-настоящему хочешь, чтобы тебя простили, тебя простят, надо только правильно попросить, – не сдавался мой ребёнок.

– Малыш, мы с мамой уже давно не живём вместе, я сам сделал для этого всё, к тому же теперь рядом с вами Серёжа, мне кажется, он тебе нравится, – признал я очевидные вещи, хотя мне было неприятно произносить это вслух.