Леха Скворцов застыл у стола с очередной бутылкой в руках. Он хоть имел случай опробовать на себе вспышку возмущения Светланы, да то была всего лишь вспышка возмущения. С настоящим гневом приятельницы и ему сталкиваться пока не доводилось. Поражённый не меньше Дрона, Скворцов боялся шелохнуться. Юля застряла в дверях, ошеломлённая происходящим. А Светлана, видевшая их растерянность, сама не понимающая своего срыва, не могла остановиться. Её несло дальше, дальше. Гнев слепил глаза.

— Я тебя непременно сведу к этим людям, чтоб ты смог посмотреть, где настоящая беда прописалась, и как с ней мужественно борются! А ты… скис! Друзей гонишь! В глаза смотреть не желаешь! Пока ты в больнице лежал, и тебе плохо было, я терпела! Больше терпеть не буду! Смотри, смотри на меня, не отворачивайся, шпиль башенный! Повтори ещё раз, что мне здесь не место! Ну?! Я тогда, клянусь, развернусь, уйду и не возвращусь больше никогда!

— Ну, ты, это… того… Светка… охолонись, — вмешался перепуганный взрывом Скворцов.

Светлана глянула на него и запнулась, моментально забыв те жёсткие слова, которые хотела выкрикнуть. Её трясло. Постепенно приходило осознание смысла только что сказанного Дрону. Она ужаснулась. Себе ужаснулась, своему поведению, заодно и своей жизни. Ехала сюда, согретая тёплыми словами Скворцова, в очередной раз напоролась на жестокость, равнодушие к ней жизни. Почему, почему так недолго длятся моменты счастья? И она, сев на корточки возле стенки, зашлась в слезах, выговаривая сквозь всхлипы:

— Меня, может, вообще, кроме мамы с папой, никто не любит… Я, может… вообще… никому не нужна… Но я же терплю… несу свой крест… И никому не жалуюсь… никого не гоню… Вам точно не жалуюсь… а ты…

Истерика оказалась полезнее гнева. Дрон очнулся таки от своего тоскливого, враждебного отчуждения. Сработал инстинкт защитника, включились безусловные у Юрки рефлексы сострадания, оказания помощи. Он в два шага пересёк кухню, стал поднимать Светлану, вытирать ей лицо, успокаивать. Поразительное дело, Скворцов, не глядя, шлёпнув бутылку на стол, занялся тем же. Юля осталась на месте. Дрону с Лёхой и вдвоём не хватало пространства. Они мешали друг другу плечами, локтями, коленями. Переглядывались страдающе поверх Светланиной головы. Женские слёзы мужчине всяко трудно сносить. Слёзы боевой подруги, никогда не позволявшей себе распускаться в их обществе, придавили Лёху с Дроном тяжким грузом. Как, скажите на милость, её успокаивать?

Светлана, тронутая их испугом, их растерянностью, их желанием помочь, сама начала успокаиваться, брать себя в руки. Всё ещё икая, прошептала: