— Всё, — простонала Светлана, когда Люля, утомившись обалдевать, отправила Игнатову домой, к душу и спринцовке, к литературе о контрацепции. — Всё, больше не могу. Надо уходить из школы.

— Да ты что?! С ума сошла?! — возмутилась подруга. — А кто с детьми работать будет? Валька Иванова? Галина Ивановна? Как раз такие, как они, загоняют наших детей в подвалы, на рынки, к метро.

— Люля! Это же не работа, а каторга какая-то. Наркоманы, проститутки малолетние, бандюки подрастающие.

— Нет, именно работа. Наша с тобой работа. “Язык” преподавать каждая вторая дура сможет. А воспитать — это единицам дано. И эти единицы не имеют права дезертировать.

— Воспитаешь их, как же. И не дезертирую я вовсе. Просто я — каждая вторая дура, то есть ноль полный, а не единица педагогическая. Над тобой все смеются. Ты хочешь, чтоб и надо мной смеялись? Я не хочу.

— Кто смеётся? Кто смеётся-то, посмотри! Козлы смеются и сволочи.

— Да все, все смеются. И не сплошь они козлы.

Люля, не дослушав, махнула рукой, пошла к двери. Ну, вот, с Люлей поссорилась. Прямо полоса невезения. Широ-о-окая полоса.

Мама выглянула из дверей кухни узнать, что случилось. Светлана предпочла не слышать её вопросов. Для мамы с папой она всегда была хороша и права, какие бы решения ни принимала. Может, поэтому и дожила до тридцати лет, не имея своей позиции, которую необходимо защищать, не умея самостоятельно думать. Ни мозгами, ни душой не трудилась. А теперь так тяжело учиться. Нервная система не выдерживает. Лучше сбежать. Легче и проще. Спрятаться от проблем. Жить, как большинство, ни о ком, кроме себя, замечательной, не думая. Мир не переделаешь. И один в поле не воин.

Успокоив свою совесть таким образом, Светлана отправилась готовиться к урокам, не подозревая о простой истине. Если мозги начали со скрежетом поворачиваться, а душа, преодолевая инерцию, работать, то эти процессы остановить трудно, порой и вовсе невозможно.

Через день жизнь преподнесла очередной сюрприз. Светлана повела Люлю к Ольге Александровне. Встретили их на удивление радостно.

— Светлана Аркадьевна, — восклицала Ольга Александровна. — Я вам так благодарна за Витю. Павлик прямо ожил. Совсем другим стал. Весь светится.

— Но ведь Рябцев… — замялась Светлана.

— Что? Грубоват? Плохо воспитан? — засмеялась Ольга Александровна. — Это ничего. Это мы исправим. Со временем, постепенно. Не сразу. Главное, у него душа добрая. И знаете? Он очень умный мальчик.

— Заметили? — засмеялась в ответ и Светлана. — Хорошо, что наши мнения совпадают. Я вот ещё одного хорошего человека к вам привела. Для Павлика.