– Ты хоть скажи, как тебе? – не сдавался любознательный Трувор. – Ну, чего ты, не ломайся, расскажи, как все прошло!

– Вполне себе. Не переживай, – отмахнулся Рёрик, посмеиваясь.

– «Вполне себе»? – Трувор недоверчиво покосился на друга. – Это ж дочка Гостомысла…

– Не повлияло, – заверил князь.

– Ко всеобщему счастью…– завершил мысль Трувор. – И что…Она…Как бы это…– ради непринужденности Трувор оперся на ведро, но оно тут же пошатнулось, обрызгав его. – Тьфу… Нет…Я все же хотел уяснить…– отряхиваясь, продолжал Трувор. – Короче…– любопытный Трувор понизил голос до шепота, хотя на колодце они были с Рёриком вдвоем. – Дочка Гостомысла была невинна?

– Была.

– Слава богам…– выдохнул Трувор с облегчением. – Хоть так. А ты теперь куда ее денешь? Оставишь? Али что…

– В своем Новгороде пусть сидит пока…

– Может и дело: все ее знают, законная княгиня она для них. Против тебя, значится, народ не пойдет, – поднимая палец вверх, заключил Трувор, после чего принялся умываться. – Брррр, холодно что-то…Кстати, я вот еще, что хотел узнать…Даже неловко спрашивать, но…

– Бери уже ведра, наконец, сплетник, – усмехнулся Рёрик. – И пригони наших бездельников, пусть бабке крышу поправят напоследок…

– Как скажешь…– вздохнул Трувор.

Глава 28. Первые дни

Глава 28. Первые дни

Словно в одночасье пришла в Новгород осень. Хмурая и стылая. Улетели осы и стрекозы. Стихли птицы. Низкое небо надавило на лес серым покрывалом. Печально завыли ветра.

В княжеском детинце было тихо. Ни суетливых баб с корзинками, ни мужиков с топорами наперевес, ни галдящей детворы с сухарями за щеками. По неметеным дорожкам вышагивали лишь вооруженные до зубов люди. Несмотря на то, что в отсутствии своего предводителя чужеземцы не затевали веселых пьянок и не бегали по деревням в поисках девок, они не чувствовали стеснения. По-хозяйски заглядывали в амбары и курятники, располагались в избах, где прежде коротали дни дружинники Гостомысла. Все у них спорилось, шло степенно. За разговорами и шутками. Глядишь, и там уже побывали, и здесь. И лишь только один терем обходили они стороной. Ставни и двери были в нем заперты наглухо. А по широкому крыльцу ветерок гонял пожухлую листву.

Однажды чуть приоткрылась ставенка. Промелькнула у окна бледная тень. А после ставенка захлопнулась. Не все видели в тот день эту тень, но зато все знали, кто она.

В теремке Дивы было не топлено. От пола шел холод. Из огромных летних окон сквозило. Но ее такие мелочи отныне не заботили. Ее, вообще, теперь мало что занимало. Даже собственная участь. И так ясно, каким бы ни оказалось грядущее, хорошего в нем будет немного. Пока она пленница в собственном доме. Ни жития, ни смерти. Прошло два дня с того страшного вечера. Пряча лицо в подушку, Дива заливалась слезами все это время, прерываясь лишь на сон. И вскоре ее начала мучить бессонница. Едва только истерзанная Дива проваливалась в забытье, как тут же вскакивала с кровати. Ей мерещились крики и вопли. Но это всего лишь негромкие песни дружины нового князя. Сегодня никого здесь не убивают.