– И где же он?– спросила Дива, и собственный голос показался ей чужим.

– Она сказала, что он в надежных руках. И ей лишь стоит послать записку, как его вскоре доставят…Еще она сказала князю так: «Он пока мал…Но уже сейчас у него твои глаза…», – вспомнил Козьма.

После сего рассказа в тереме еще несколько минут господствовала могильная тишина. Писарь виновато вздохнул, а княгиня, закрыв рот ладонью, не сводила глаз с рассказчика, словно ожидая услышать еще что-то.

– Как такое возможно? Это уж чересчур, – Диве даже дышать стало трудно. – Он же малыш! Ты же сам сказал! Она же…Да этого быть не может! Сколько они не виделись?! Три, четыре года?! Так мне говорили, ее загнали в полынью. Она тогда, что ль, беременная была? Чудо, что она вообще осталась жива! Но чтоб ребенка сохранить…Что за ведьма…Такие легко не сдаются…– Дива обхватила голову ладонями. – Значит, ее сын – старший…Главное то, что он у нее уже есть! У Нега есть сын…О, боги, а у меня пока только живот…

Дива пошатнулась. Испуганный Козьма поспешил усадить ее обратно в кресло.

– Пойди прочь. Позову, как потребуешься, – Дива равнодушно махнула Козьме рукой. Беды вереницами ходят. Следующий удар сильнее предыдущего. Она начинает понимать тех, кто пытался избавиться от Вольны слишком решительным способом. Но вопрос сейчас лишь в том, не напрасно ли она сама, Дива, отказала послам…Если она все-таки ошиблась…То ей теперь только и остается ходу, что из ворот да в воду.

День тянулся медленно и мучительно, как пытка. До самого вечера у Дивы колотилось сердце. А в голове крутилась одна и та же мысль: «У него есть сын…». Если до сего момента все было просто скверно, то теперь уже стало поистине невыносимо.

На двор спустился вечер. Затем наступила ночь. Глубокая безлунная ночь. Давно стихли голоса, и даже лай собак не слышался боле. А Дива все тщетно металась по холодной постели, пытаясь уснуть. Сначала она мерзла. Потом ее наоборот бросило в жар. Щеки и лоб горели, словно ошпаренные. Дышалось тяжело. Пугаясь за дитя, она бросилась к открытому окну.

Ночь была так черна, что предметы различались лишь в общих очертаниях. И все же глаза Дивы быстро привыкли к тьме, окутавшей княжеские хоромы. Даже не всматриваясь, вскоре она уже четко различала окружающее. Вон колодец. Вон заготовленные дрова. Вон крыльцо подлой Велемиры. А вон, чуть в кустах, терем Росы. Но кто это таится там во мгле?! Совсем у окон сестры!