— Прекрасно! — даю я оценку талантам Холодильника, наступая на Евгения, хватая его за рукав и спрашивая. — А вы все почему здесь, а не с ним?

— Нина Сергеевна! Везде камеры! Прекратите хватать Евгения, пожалуйста, — начальник охраны спасает от меня рукав пиджака Евгения.

— Вы думаете, что на основании видеозаписи меня могут привлечь к ответственности за нападение на охрану агентства? — меня начинает разбирать нервный смех.

— На основании этой видеозаписи Евгений может остаться без работы, — вздыхает Прохор Васильевич.

— Почему? — дурею я.

— Потому что со стороны это можно трактовать как приставание Евгения к вам, — и по выражению лица Прохора Васильевича видно, что он не шутит.

— Вас можно хватать? — интересуюсь я, совершенно запутавшись в происходящем.

— И меня не надо, но можно. Отца четверых детей могут и пожалеть, — лукаво улыбается мне начальник охраны. — Но ради них же я бы не рисковал.

— У меня последний вопрос, — делаю руки в боки. — Мне рассказали, что Хозяин был сегодня расстроен и… раздражен немного. И в таком состоянии он поехал полетать? Я ничего не путаю? Он будет в небе один и за рулем?

— За штурвалом, — вежливо поправляет меня Прохор Васильевич. — Господин Климов

— прекрасный пилот. Он справится.

— А почему без охраны? — не унимаюсь я.

Самый красивый начальник охраны на всем белом свете с жалостью смотрит на меня, видимо, считая меня женщиной с интеллектом печеньки.

— Просто любопытна ваша версия, — улыбается мне Прохор Васильевич улыбкой врача-психиатра, уже поставившего диагноз, но раздумывающего, кому его сообщать, больному или родственникам. — Чем бы Евгений с Николаем ему помогли в одноместном самолете?

Чувствую себя дурой и выжатым лимоном. С позором возвращаюсь в здание. Да пожалуйста! Пусть летает! Кому он нужен, летчик-самолетчик!

Остаток дня проходит напряженно и мучительно-ожидательно. Сотрудники агентства смотрят на меня, как на диковенного зверька в зоопарке. Милого, но опасного. Сходила, посмотрела, что там с кабинетом. Да. Разбиты два напольные вазы и гепард. Гепарда жаль. Пострадал ни за что…

— К Муравьевым идти, чтобы про эти таинственные письма выяснить или ждать Холодильника? — спрашиваю я Ленку, выйдя в скайп.

— Тебя, Нинка, и на полчаса оставить нельзя! — психует Ленка. — Когда ты их Генке написала?

— Вы все белены объелись? — почти визжу я. — Я. Ничего. Генке. Не писала. Тем более такого, чтобы Холодильник в бешенстве громил кабинет.

— Спокойно! Тетя Лена думает! — Ленка чешет затылок. — Может, Сальмонелла записку любовную от тебя Генке подделала?