Холодильник вдруг резко разворачивается ко мне и смотрит, не отрываясь, пронизывающим, испытующим взглядом.

"Было очень смешно слушать Светлану и Кристиночку, прячась с Ленкой в кабинке туалета. Полезное подслушивание. "Общая" девусика Матвея и Холодильника хоросиа! Как Светлану поддевала! Но и Светочка не промах. Надо же… Двадцать лет, а выдержка как у сорокалетней стервы".

— Почему Холодильник? — неожиданно спрашивает он.

— Белый, большой, широкий, холодный, — говорю я, глядя ему в глаза. Взгляд не отвожу. — Все проще простого. Графологическая экспертиза.

— Я думал об этом первые несколько минут, — тихо отвечает мне Холодильник. — Но серьезно додумать эту мысль не смог. Скажите, госпожа Симонова-Райская, что из написанного вами…

— Не мной!

— Хорошо, — равнодушно соглашается Холодильник. — Что из написанного на этих листах не ваши мысли?

— Оценки и выводы! — тут же отвечаю я.

— А факты. события, люди?

Долго молчу, глядя на проклятые листки, потом поднимаю на него глаза.

— Это правда. Почти.

— Я так и думал, — Холодильник щурится хищно, остро. — Я оценил ваш ход. Вы решили меня отвратить от себя всеми возможными способами. Я так понимаю, что Геннадий Муравьев просто вырвал и выкрал эти странички из вашего дневника, чтобы как-то использовать в борьбе за ваше тело и душу? Но проболтался матери. Или все это по ее заданию.

— У меня никогда не было никаких дневников. кроме школьного, — говорю я, вставая с дивана.

— А это уже неважно! — Холодильник подходит вплотную ко мне. — Там, в небе. я понял, что все равно не откажусь от вас.

— Чтобы отомстить? — бред происходящего не умещается в сознании.

— Подойдет любой вариант, который вы придумаете. — пожимает плечами Холодильник. — Мне все равно. Я приму любой.

Большая рука ложится на мое горло, не сжимая, нежно, трепетно.

— Как жаль, что ты другая, — шепчет Холодильник и целует меня. И это поцелуй-наказание. Ему не нужно, чтобы я отвечала. Ему нужно завершить игру в желания и ограничители.

В голове стучат молоточки и поет Высоцкий: