Ещё в сумерках, когда, рассвет дремал, его вели многочисленные причудливые сочетания белых точек, разбросанных на чёрном шатре. Его внимание, за долгие, казавшиеся вечностью, годы, привлекло неожиданное и удивительное сияние двух звёзд. Они глядели на него своим голубоватым светом и напоминали что-то забытое, давнее, что-то, что он хранил все эти сотни лет в глубинах сердца. Именно сердце забило смутную тревогу, пробудив в нём приятное тепло, согревшее его тело. Это было божественное чувство, одно из тех, когда мы готовы броситься сломя голову, не останавливаясь ни перед чем, не сворачивая с пути. Единственное чем он отличался от других сородичей стаи, было то, что он чувствовал себя заточённым в оболочку чёрного дельфина, словно в проклятую клетку, не имеющую выхода.

Огни погасли с появлением первых огненных лучей, осветивших манящие берега. Он не знал причины, но знал наверняка, чувствовавшим человечьим сердцем, окруженным дельфиньим телом, что эти берега были ему хорошо знакомы. Не он к ним приплывал каждый год, а они приходили к нему в его вечных сладостных грёзах. Он плыл в направлении тех погасших звёзд. Он верил, что они ещё вспыхнут тем приятным голубоватым оттенком.

Проплывая мимо высокого мыса, он бросил взгляд на одинокий тёмный силуэт. Ему показалось, что он ему хорошо знаком, является частью его самого, словно он разделился и одну часть своего тела оставил на этом мысе – одиноком, блестящем в лучах восходящего солнца, камне. Солнечные блики ослепили его, и он повернул к берегу, казавшемуся недосягаемым, из-за постоянного людского гама и шума винтов.

Подплывая ближе к берегу и отдаляясь от мыса, где он увидел согнутый, тёмный силуэт, он вдруг услышал позади себя странные хриплые слова, словно их произнесли из глубокой ямы, где эхо повторяло сказанное: «Дельфин – это лишь оболочка для грешной человеческой души. Проснись от забвения, очнись, вспомни кто ты?»

Он погрузится в воду, чтобы разобрать этот странный хрипящий и завораживающий слух голос. Шумы моторов и гам суетливых и обезумевших людей заглушился так, что его не было слышно. Это было впервые. Он почувствовал себя словно во сне, в ином мире. И вдруг, среди подводных растений, словно на широком экране, в зыбкой дымке он увидел силуэт человека. Это был мальчик, тот самый, которого он видел в уютной бухте, по другую сторону океана. Он вспомнил, как маленькие ручки этого мальчика касались его головы, как детские нежные ладони плотно сжимали его шею, как мальчик тонким дискантом ликовал, радуясь ему. Это было человеческое существо. Это его друг, тот, кого он катал верхом на себе, тот, кто украдкой ему напевал слова, словно из старинной, забытой колыбельной песенки: