Я перевела Акуле:

— Господин Львовский у нас на хорошем счету, и мы не планируем разбираться по одному лишь заявлению. Извините, но вы должны уйти, иначе мы вызовем охрану. — Я поправила упавшую на лоб прядь, кольцо в свете лампы вспыхнуло красным и синим.

А Лиз вдруг вышла из себя.

— Ах ты, мерзавка! Я! Я его жена! Я знаю все его художества! Эй, сэрс, она правильно переводит? Правильно?! — ткнула Акула в меня пальцем. — Почему они не реагируют? Что ты им плетёшь, паршивка тощая?! — заорала Акула и замахнулась на меня с пощёчиной.

Но в одно мгновение кто-то перехватил её кисть, украшенную браслетами. Послышался отборный американский мат, и знакомая рука вцепилась в роскошную шевелюру Акулы так, что та взвизгнула и попятилась.

Маму не узнать было сложно даже в концертном гриме и в платье с блёстками. Акула Лиз извернулась и попробовала ударить. Но мамина вторая рука вцепилась в каштановые кудри, и визга стало вдвое больше. Мама давила Лиз к земле, та никак не могла высвободиться. Топы вытаращились. В двери на крик скандала потянулись люди. Я замерла, готовая провалиться под пол от стыда.

— Да. Вы, русские, странные… — пробормотал впечатлённый Энрик Дюпон.

— Но какие горячие! — сверкнул глазами Майк Загорски. — Вам какая больше нравится: блондинка или брюнетка?

— Делаем ставки, — сухо добавила Мина Сукарт.

Кто-то в коридоре закричал об охране. Мама от неожиданности выпустила Лиз, та подскочила и набросилась на мою защитницу с рыком разъярённой пантеры.

Надо защищать?! Господи, я же никогда в жизни не дралась! Я зажмурилась и шагнула вперёд. И тут всё стихло. Я раскрыла глаза и увидела уводящих обеих женщин охранников.

— Стойте! — я бросилась вслед за ними и наткнулась на папу в дверях.

— Тшш, — улыбнулся он: — Всё хорошо.

— Что хорошо?

Папа меня развернул к топам «Карлоффс» и заявил им извиняющимся тоном на прекрасном английском:

— Извините за семейный скандал: психически неуравновешенная любовница и очень ревнивая жена. Ни акции не поделят, ни меня… О, женщины! Иногда без полиции никак… Ну, вы понимаете. Ещё раз прошу прощения, темперамент! — И, раскланявшись театрально, скрылся за закрытой дверью.

Я раскрыла от удивления рот.

— Не понимаю, — пробормотала Мина Сукарт, — кто жена, кто любовница? И чья? А про акции… Вы что-нибудь поняли, Шерман? А вы, Майк?

— Вполне, — расцвел невинной улыбкой Майк Загорски. — Юг, казаки, горячая кровь, Россия…

— Ну да, если они песок на спор под сани по улицам рассыпают, — пробормотал Аднан Озчивит.