В Москве меня на какой-то момент отпустило. На короткое время. Когда удалось вместо экономики, от которой с души воротило, пролезть на журналистику. Даже такое крамольное закралось: а может, и ничего, к лучшему? Ведь в итоге получил больше, чем хотел: уехал от родителей и все равно добился своего в плане будущей профессии. Но это прошло быстро. Отошел наркоз, заболело снова, еще сильнее.
Сначала еще пытался убедить себя, что Ленка не могла так поступить со мной сама. Наверняка ее заставили. Но если б это было так — почему не сказала? Могла ведь найти возможность. Ответ напрашивался простой. Потому что это было не так. И вот тогда включилось бешенство. Насколько сильно я ее любил, настолько сильно стал ненавидеть. И больше всего убивало даже не то, что она сделала. То, что говорила, будто любит. Зачем? Именно это казалось самым подлым, а не подстава.
Весь тот год я прожил именно на этом бешенстве. Учился, как проклятый. А в свободное время таскалась по клубам, кабакам, тусовкам. Трахал все, что шевелится. «Все бабы — суки и б…и» — это прошилось в подкорку. Мстил всем? Пожалуй, нет, такого чувства не было. Но женщины тогда были для меня расходным материалом. Как бумажный носовой платок.
— На бешенстве долго жить нельзя, — вздохнула я. — Пять стадий горя — это не только психология, но и чистая химия. Баланс гормонов. Кортизол и адреналин истощаются со временем.
— Ты права, — Артем сел на пол, прислонившись спиной к кухонному шкафу. — Я прошел через отрицание и завис на гневе. Будь у меня больше времени, через торг и депрессию вышел бы на принятие. Но не получилось. Потому что наложилось другое. Приехал домой на летние каникулы. И на третий день встретил ее во дворе. Мы в соседних домах жили. Это было… нет, даже не ярость. Что-то ледяное. Затащил в парадную, прижал к стене. Наверно, что-то такое очень страшное из меня перло, но она тут же раскололась. Сказала, что мать ее уговорила. Я как-то машинально уточнил: чья мать, твоя? Нет, ответила она, твоя, а моя просто согласилась подыграть.
Уж не знаю, откуда моя мать знала, что я влюблен в Ленку. Впрочем, в классе это все знали. Откуда-то прилетело. Неважно. Часть денег заплатила вперед, остальное — потом, у нас.
— О господи… — все это звучало так абсурдно, что не укладывалось в голове.
Хуже сук, потому что те не продают своих щенков. Нет, это не психиатрия, а альтернативная вселенная со своей моралью, согласно которой все можно купить и продать. Одинаково — что у богатой, что у бедной. И ведь обе искренне были уверены, будто поступают так ради блага детей. Девочка продала свою девственность — но получила хорошие деньги для старта. Мальчик вынужден был прогнуться под требования родителей — но тоже ради будущего успеха. Вот только что-то, как говорится, пошло не так.