На площадь опустилась тишина. Такая, что было слышно, как высоко в небе завывает ветер и где-то далеко, за домами, укрытыми белоснежными шапками, шумят деревья.

Эту тишину, молчание сотен горожан нарушил громкий, твердый голос де Горта:

— Довольно!

Оттолкнув стражников, Мэдок взбежал по ступеням и, скинув с себя плащ, укутал в него меня. Прижал к себе так, будто больше никогда не собирался отпускать.

И я совсем не возражала против этого «никогда».

Звучный голос хальдага пронесся над безмолвной толпой, взмыл к крышам домов, кинжалом вонзился в гнилое сердце Рейкерда:

— Довольно этой комедии! Леди Адельвейн прошла проверку: первую и последнюю. Больше я не позволю унижать мою невесту. Мою будущую жену! Вашу королеву!

Мм?

ГЛАВА 22

ГЛАВА 22

Следующие несколько дней не прошли, а пролетели. Быстро, стремительно, почти незаметно, словно их и не было. События закрутились, завертелись, сменяя друг друга с такой скоростью, что у нас не было даже секунды, чтобы остановиться, выдохнуть, остаться с Мэдоком наедине.

Возле меня постоянно кто-нибудь крутился. Слуги, охрана и мой самый главный стражник (хоть иногда начинало казаться, что надзиратель) — Морок.

Вейр ни в какую не желал оставлять меня одну, даже спать укладывался со мной в кровать, а на все попытки спихнуть его на пол отвечал своим излюбленным ворчанием:

«Нет, Лиза-Филиппа, я теперь от тебя ни на шаг. Стоит мне только отвернуться, как тебе тут же или мозги промыть пытаются, или на казнь отправляют. Отныне мы с тобой, цыпа, будем неразлучны. По крайней мере, пока мой мальчик не разберется со всеми врагами и подлыми трусами».

— Мы вполне можем быть неразлучны в одной спальне. Не обязательно для этого быть неразлучными в одной кровати.

«Не спорь со старшими».

И хоть ты тресни. Пока Мэдок успешно разбирался с врагами и подлыми трусами, вейр переквалифицировался в мою тень и менять сферу деятельности в ближайшее время явно не собирался.

Перед Гертрудой я извинилась, попросила прощения за то, что она фактически стала полем битвы для меня и Мэдока.

«Не бери в голову, малышка, — ласково проговорила птица. — Я и сама ему противилась, сколько могла, и очень рада, что вместе, общими усилиями, нам удалось образумить этого упрямца».

Наверное, послушайся Гертруда не меня, а своего создателя, и все закончилось бы победой Рейкерда, а для меня и Мэдока непоправимой трагедией.