Силу я развивала, но никогда прежде даже не помышляла, чтобы пробраться в голову Морса или Гертруды. Мне это казалось аморальным и даже кощунственным. Но сегодня, сейчас придется поступиться своими принципами. Рискнуть, попробовать…
В конце концов, терять нам больше нечего.
Прости меня, Тру, миленькая, но твоему господину у тебя в голове придется потесниться. Сжав руки в кулаки, направила всю свою силу на стремительно приближающуюся птицу. Никогда еще я так не концентрировалась, никогда не была так сосредоточена. Пусть я и не хальдаг, но ради одного упрямца-хальдага готова свернуть горы. Чего уж говорить о том, чтобы развернуть обратно какую-то там, пусть и гигантскую, пичугу.
Виски прошила боль: острая, яростная, жгучая, и, кажется, точно такая же вонзилась в Стального. Заметила, как де Горт пошатнулся, и усилила напор, сражаясь с тем, за которого готова была стоять до конца.
Как же хорошо, что он ослаблен! Как же я сейчас была этому рада!
Я нападала, атаковала, снова и снова, схлестываясь с сознанием де Горта. До конца даже не понимала, что делаю, но доверилась своему чутью, своей силе. Еще одна атака, еще один ментальный приказ, и Гертруда, мазнув крылом по черепичной крыше, смахнув с нее пушистый покров, резко взмыла в небо, быстро уменьшаясь в размерах.
Вздохнув резко и судорожно, я замерла, стараясь унять бешено колотящееся в груди сердце. Посмотрела на Мэдока, поймала его уже осмысленный, но полный удивления (а еще, кажется, гнева) взгляд и ободряюще ему улыбнулась, как бы говоря: это моя битва. Отступи и дай мне самой за себя постоять.
Он было рванулся ко мне, не знаю, на что надеясь, но я качнула головой, после чего решительно повернулась к Каменному гаду и, копируя его насмешливый тон, громко сказала:
— Ваше величество так и будет смотреть на парящих в небе птиц и плывущие по нему же облака или все-таки начнем то, ради чего здесь все собрались? Если вы не заметили, я умираю от холода, и мне не терпится погреться в очистительном пламени нашей сиятельной богини.
Из толпы раздались редкие смешки, а следом и выкрики:
— Проверку!
— Скорее проверку!
На Рейкерда было жалко смотреть. Сначала он побледнел, потом позеленел, как самая настоящая шварра, после чего на королевских щеках проступил свекольный румянец, и точно такой же заливал щеки Трияны.
Король до последнего удерживал стражников, все ждал, когда Гертруда меня схватит, чтобы тут же отдать приказ наброситься на ненавистного ему хальдага. Но вот птицалев улетела, будто ее и не было. Осталась я, снедаемая желанием скорее испытать удачу.