Я концентрируюсь только на Миллере и на нем, не позволяя ничему другому разрушить мои барьеры — ни мыслей, ни забот… ничего. Мои руки лениво скользят повсюду, от его плеч до груди, живота, его острого буквы V, до бедер, колен, голеней, ступней. Затем я снова медленно возвращаюсь назад, прежде чем повернуть его спиной. Мое лицо искажается, когда я сталкиваюсь с его израненной плотью. Я работаю быстро и осторожно, затем отворачиваюсь от ужасного зрелища, чтобы он снова смотрел на меня. Единственный звук — это льющаяся вода. Миллер — моя единственная цель. Тем не менее, когда я оказываюсь у его шеи, растирая ее водой, чтобы смыть мыло, я вижу, что его глаза все еще закрыты, и мне интересно, я ли его единственная цель. Я не хочу думать о том, что, возможно, он думает о предстоящей ночи, о том, как он собирается осуществить свой план, как далеко ему нужно зайти с русской женщиной, как он собирается избавить мир от Чарли. Но я знаю, что если бы он думал обо мне, он бы смотрел на меня. И, как будто он слышал мои мысли, медленно появляются его голубые глаза, и он моргает этим чудесным ленивым мигом. Я не могу достаточно быстро замаскировать свою печаль.

«Я люблю тебя», — мягко заявляет он из ниоткуда. Он может видеть. «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя». Двигаясь вперед, он поощряет мои шаги назад, пока моя спина не встретится с плиткой и я не окутаюсь влажной горячей кожей. «Скажите, что ты понимаешь».

'Я понимаю.' Мой голос низкий, и хотя я уверена в этом, я его не слышу. «Да», — повторяю я, пытаясь придать своему тону уверенности. Я терплю поражение на каждом уровне.

«У нее не будет возможности попробовать меня».

Я внутренне дрожу, отчаянно пытаясь не допустить, чтобы мой разум рисковал там, и киваю, протягивая руку за шампунем. Я игнорирую обеспокоенные глаза, которые, как я знаю, в настоящее время изучают меня, и приступаю к омыванию его волн. Я по-прежнему медленно и мягко ухаживаю за ним, но теперь за моей нежностью стоит решимость в форме последовательного мысленного напутствия. В моей голове вихрь безмолвных ободряющих слов, и я собираюсь сделать так, чтобы они продолжали играть в фоновом режиме все время, пока он не ушел.

Миллер подобен статуе, он движется только тогда, когда я подталкиваю его толчком или взглядом на него. Он может читать меня моими глазами. Он откликается на каждую мою мысль. Он владеет моим телом, разумом и душой. Ничто не может этого изменить.

Я выключаю душ и выхожу, чтобы собрать полотенце, вытираю Миллера и оборачиваю его вокруг талии, прежде чем посмотреть на себя. Я с полной ясностью вижу, как ему трудно удержаться от контроля и заботы обо мне.