— Верни, — голос этот разрушил сонм видений, возвращая Василису к… людям? Да, людям. И женщина смотрит с ненавистью. Вещерский задумчив. Демьян сосредоточен. Он не сводит с этой женщины взгляда и готов… убить?
Это страшно.
И лестно.
И все одно страшно, потому как ради Василисы никого прежде не убивали. И она не хочет. Она точно знает, что нужно этой женщине, тем более что на ладони ее лежит золотая фигурка.
Василиса сняла браслет и протянула.
— Возьми, — сказала она просто.
— Мам?
— Нет… — женщина явно почуяла неладное. — Потом… сниму потом.
И безумная улыбка озарила ее лицо.
— Ты… — она указала на Демьяна. — Иди к ней… и не вздумай тут… и…
— Все будет хорошо, — Демьян не стал спорить и вошел в денник, и мир, снова ставший зыбким, принял его. Значило ли это то, о чем Василисе подумалось?
И вовсе хоть что-то да значило?
— Ты… — дуло револьвера указало на Ладислава, который стоял, скрестивши руки, оглядывался с видом презадумчивым. — Иди… к ним. Нет. Стой.
Она потерла лоб.
— Сенька!