Не из жалости.

Этакую мерзость жалеть? Нет, но в глазах женщины ему виделось раздражение, этак и вправду убьет. И не то, чтобы не за дело, но Аполлону выжить следовало бы. Скользкий слабый человечишко, который с превеликою охотой заговорит. А мнилось, знает он изрядно.

Так что…

Аполлон, пользуясь ситуацией, мешок сунул и вздохнул тяжко. Застыл этаким сусликом.

— Сыпь в короб…

Демьян подчинился. В мешке и вправду оказались кости, судя по виду, старые. Они пролежали в земле изрядно, пропитавшись ею, утративши белизну, но обретши тот коричнево-желтоватый оттенок, из-за которого казались грязными.

Последним выкатился череп.

Судя по остаткам волос — женский.

— Отвернись, — попросил Демьян, но Василиса покачала головой:

— Я не боюсь.

— Ну и дура, — отозвалась Ефимия Гавриловна.

Нюся же притворно зажала носик, хотя пахло от костей лишь тою же землей и свежим сеном. Где бы ни откопали их, а Демьян не без оснований полагал, что ущерб претерпело местное кладбище, они были в достаточной мере стары, чтобы не вонять.

— Теперь вы двое… — Ефимия Гавриловна повернулась к Вещерскому. — Ты… решай, сам пойдешь или вот ее отдашь?

— Для чего? — сухо поинтересовалась Марья.

— Для жертвы, — Вещерский улыбнулся широко и радостно. — Она пытается повторить то, что случилось с экспедицией, верно? Пролитая кровь, несущая в себе силу, коснулась мира именно там, где мир истончился, в результате чего произошла некая реакция. Не боитесь, к слову?

Рязина определенно не боялась. Она махнула револьвером, но все ж пояснила:

— Главное, силу не сразу отдать… так что, княжна…

— Нет. Давайте лучше я. Во мне и силы побольше, — Вещерский кивнул побелевшей Марье и, приблизившись к ящику, заглянул внутрь. — И кто это был?

— Мещанка Сердюкова, — ответил Сенька.

— Хватит! — рявкнула Ефимия Гавриловна. — Наговорились… думаешь, не знаю, чего ты хочешь? Чего добиваешься? Знаю… бомбы ищете. Ну ищите, ищите… старайтесь… глядишь и найдете даже. Как без того… а ты… на вот…