Тот, что помнился Туром, склонился. И, коснувшись легко подола лисьей шубки, снова истаял в сумеречной мгле. А Чародейка припала к земле заснеженной. Отвела белесую насыпь, коснувшись ту ниткой силы. Да оголила погост.

Заговорила-зашептала. И стала ответа ждать. Долго? Знать, нет. Только она торопится...

Нити силы разрывают почву лесную, шля наказы к самим истокам. Покоряют, сминая сопротивленье. Слушают...

Старая земля молчала. Не желала принимать наказ Чародейки, противясь темной мощи. Да только могла ли ослушаться? Верно, нет. Потому и поддалась с часом.

Пошла буграми широкими, да трещинами изошлась. И из-под трещин этих, забеленных снегом последним, потянулись кости. Руки да ноги. Черепа. Позвонки. И те, что пошире, тазовые...

Кости вытягивались из земли, стряхивая ту, словно бы ненужный груз. Складывались причудливо в тела. Верно ли? Нет! Не верно. Только тот порядок - для живых, тут же...

Глазницы загорались светом колдовским, мертвенным. И все с тем же окрасом, болотным. Запахом обживались. Сладким, что сама медуница.

Мертвые воины становились друг подле друга, складываясь в войско бессмертное. Наказов ждали. Спешили исполнить.

Взывать к буллам было просто. Пролить кровь - сначала живую, сладкую. Невинную, что ключом всему. А ведь ее огневики с радостью разнесли по капищам, не забыв и самим насладиться. И пока жива та была, буллы принимали ее с радостью.

А потом запечатать своею, смрадной. Наказ прошептать. Выждать. Минуту, другую...

Это поначалу медленно, а потом - скоро. Потому как земля Камнеградского Княжества расступалась перед нею не просто трещинами - широким рвом. И выпускала из себя все то, что хранила.

И мертвое войско шло к живому, среди которого уж слышно было пение омел. Рядом с костями тленными снова возникали те, что в белых платьях стояли. С глазами черными, да со зверьем голодным. И те степняки, что попадались на пути воинства Колдуньи, отдавали жизнь скоро.

Камнеградское войско тоже вышло за ворота. Да только с него толку мало - Чародейка видела это даже здесь, среди лесов. Напуганные селяне жались друг к другу. И ни топор, ни меч не давали им чувства покоя.

Ее войско не победить - Чародейка знала это точно. Оттого и шла к победе, все выше вздымая руки.

Стрелы степняка, что проносились мимо нее, загорались огнем болотным. Зеленым, изморозью окрашенным. Таяли, издохнув в ладони от тонкого стана. И осыпались к ногам темным тленом. А иногда, когда ей хотелось веселья, оборачивались кругом себя, находя не жертву, но хозяина своего. И тогда степняк падал, пораженный короткой стрелой. А ведьма улыбалась.