Светлый фон

Анка не ведала. Она и сама мало помнила Богославову жену, что померла при родах. Прямо как Мара, за дитем которой приходил храмовник. И, знать, в наказанье ему была погибель бабы своей. Да только он быстро забылся с ней, Анкой. Словно бы и не горевал зело. А вот малеча...

Нет, баба не чуяла за собой вины, потому как всей душой любила девку малую. Баловала, что свою. Да тешилась с нею, пока храмовник не видал. А при нем казалась тихой да строгой до Агнешки, как муж велел. Боялась того? А то ж. Еще тогда, в ночь морозную, видала крутой норов Богослава. Да только что делать девке, когда зимы-то идут, а в храм никто не зовет? Вот и пошла она в семью, подчинилась мужу.

Анка закрыла глаза, и на миг позволила себе представить, как все могло бы стать с ней по-другому...

Вспомнилась ей и смерть матки, Любомилы. И горе, что сломило ее, девку молодую. Сколько ей тогда было? Зим семнадцать? От силы. А она - одна посеред капища. И все, кто родны ей, под землей лежат. А рядом - никого.

Горько девке да обидно. А тут еще судьба дурная. Батька их две зимы до матки отошел. Не оставил ни ей, девке молодой, ни матке ни алтына. Пропил все, да прогулял в трактире, когда обоз на Пыльном Тракте опрокинули. Разбой встретил. Не сдюжил. Так и допился до горячки. А матка ейная сильной бабой была. Только что сила бабе? Это ж мужику сгодится, а Любомиле почто?

Нет, она и поле вспахивала по весне сама, и дров наколоть могла не хуже батьки. А как встретилась с лихоманкой, так и отошла к Симарглу. И Анка осталась сама по себе, посеред пустой избы.

И ладно бы ей, как Заринке, уродиться - пригожей да статной, синеокой девкой. Так нет же, и с этим не свезлось. Она была обычной. Серой даже. Лоб широкий, щеки румяные. И зубы крупные, с белую клюквенную ягоду. Волосы тусклые, грязного колеру пшеницы...

За всеми женихи водятся, а за нею только Богослав уплелся. Подчинилась тогда воле егоной. И теперь, видно, подчиниться придется...

Анка невольно дернулась, вспоминая разговор неприязненный. И дитя под ее рукой тоже всколыхнулось, чуя маткину боль. А баба стала еще нежнее гладить русые волосики, да напев громче вести.

Чуяла за собою вину? Отчего ж, не лиходейка она. Да только и по-другому не могла...

- Помнишь, кто тебя подрал? - Богослав нависал над нею, словно бы вылепленный из камня. - Что за зверь сотворил с тобой такое?

И Анка понимала: храмовник пытается прознать, не ворожба ли то была. А что ей, девке дурной, известно?

Помнила она и день тот, ранней зарей полыхнувший. И лес, подле которого она проезжала на возе гнилом. То ж на выставу собиралась - от самого Богослава работу выполнять. Воску привезти в храм, да холстин беленных на ручники под образами. Только не сказала, что с бабой еще одной с села соседнего поедет - страшно одной сквозь Пыльный Тракт. Да что сталось с Баженой? Анка и пытать боялась...