— Как же ты мне надоел со своими королями, сил никаких нет. У нас уже в половине стран эти олухи! Я требую демократии для разнообразия.

— И не спится ведь вам.

Муж, раскрасневшийся после двух бутылок водки и нескольких глобальных порций домашних пельменей, посмотрел на меня неодобрительно. На растянутой белой майке у него краснели неопрятные пятна от кетчупа. Его кухонный сопартиец выглядел куда более трезвым и аккуратным.

— Мы тебя разбудили? — буркнул муж, сгребая в угол разложенные между тарелок и рюмок заляпанные карты. Я села на табуретку и вытащила одну из карт.

— Да разве заснешь, когда вы такой гам на кухне устроили! Опять вы про Грасс спорите? Да шарахните по нему уже чем-нибудь ядерным и идите спать, завтра на работу.

— Чем это чем-нибудь ядерным? — ядовито уточнил у меня мужнин товарищ. — В Грассе еще даже порох не изобрели. Север, холод, никаких тебе термальных источников или других благостей. Люди способны убить друг друга за воз древесины. Смешно сказать, печки сушеной рыбой топят.

— Тоска, — зевнула я.

— Может и правда, — дал слабину муж, — напустим туда чумы какой-нибудь и закроем тему? У меня этот Грасс в печенках уже сидит. И ведь главное: размеров в нем — кот наплакал, а головной боли — страшно сказать сколько. Давай фишку с мором, никто даже не заметит. Был Грасс — и не было Грасса.

— Держи, вот твой мор, — неохотно сказал его собеседник. — И вот это тоже кинь на карту.

Муж машинально — две бутылки водки и пельмени, шутка ли — кинул еще одну фишку рядом с мором. И, запоздало спохватившись, глянул на стол.

— Мерзавец! — взвыл он так неожиданно, что я едва не слетела со своего табурета. Вытянула шею, разглядывая вторую фишку, и расхохоталась.

— Спасителя, — простонала я, хватаясь за бока. — Вы послали туда спасителя.

— Я просто пытаюсь соблюсти баланс, — отбивался от ругани мужа его приятель.

— Мор — спаситель, спаситель — мор. Вот вы придурки, — резюмировала я, восстанавливая дыхание.

Так бы и забылся этот крохотный будничный эпизод — мало ли этих миров, в которые так увлеченно играет мой муж, — если бы не случилось нечто более серьезное.

Муж застукал меня с любовником. Да ладно бы с любовником, проглотил бы, куда делся, но в собственной постели и с собственным закадычным другом. Тут я, конечно, дала маху, кто же спорит, но даже сейчас, спустя несколько десятков лет, не считаю наказание справедливым.

— Разврат и предательство? — на удивление спокойно спросил муж, сильно бледнея. В романах пишут: «смертельная бледность залила его холодное лицо». — Что же, будет тебе разврат и предательство.