— Да, — Леви обернулся и окинул всех внимательным взглядом. — А за ним, судя по картам, должны быть река Гьёлль и крепость Модгуд.

Наконец-то! Модгуд — конечная цель их вылазки, теперь не казалась просто пиктограммой, а обрела вполне реальные ориентиры. Если, конечно, вообще существовала, хотя карта пока не обманула их ни разу. Даже скалистый гребень, вдоль которого отряд из семи человек двигался уже добрый час, нашел свое место на том бумажном огрызке, длинным червяком растянувшись до кляксы с обозначением участка леса гигантских деревьев. После Модгуда, вспомнил Эрен разговор недельной давности, они повернут обратно и тем же путем вернутся домой.

— Эрен… — услышал он голос Микасы. Так засмотрелся на долину впереди, что не заметил, как девушка пристроила свою новую лошадь рядом, по другую сторону от кобылы Армина. — С тобой все в порядке?

— Да, — ответил Эрен, так и не взглянув на нее.

— Выглядишь подавленным…

— Хватит меня опекать, — процедил он сквозь зубы, после чего щелкнул языком, переводя своего мерина с рыси на галоп.

— Эй! — окрик Леви остался далеко позади. — Йегер! Вернись, придурок!

Да пошло оно все! Эрен и не думал останавливаться.

Свист ветра в ушах заглушил остальные звуки мира, а закатное солнце зажгло в траве миллионы рубиновых капель, которые кровавыми брызгами разлетались из-под копыт мерина, понесшегося с восторгом навстречу свободе. В этом они с Эреном были похожи. Эрен тоже несся к свободе…

Или…

Или трусливо убегал от тех, кто остался позади? От своей не до конца понятной злости и от последних брошенных Микасе слов. Обидных и несправедливых.

Пытался убежать от самого себя?

Может, он, и правда, придурок?

«Я хочу стать сильнее, чтобы наконец суметь защитить тебя и всех, кто мне дорог».

========== Глава 2. Между сном и явью ==========

Вечерело. Каменные блоки еще хранили остатки дневного зноя, и Жан ощутил это тепло ладонью, когда невзначай коснулся шероховатой поверхности полуразрушенной стены. Днем здесь наверняка было чертовски жарко. Правда, где «здесь» — он не знал, да это сейчас и не имело значения, ведь во снах пространство и время зачастую теряют четкие очертания. Сон? Да, всего лишь сон, из-за чего мир для Жана Кирштайна в эту самую минуту сузился до выжженных развалин крепости, заходящего за горизонт солнца на той стороне опаленной пустоши и стоявшей рядом Микасы.

Микаса… Так близко, что можно протянуть руку и коснуться. Терпкое волнение прокатилось по коже вместе с дуновением сухого ветра, обожгло щеки жаром и оставило в горле едкую горечь.

В глазах Микасы догорал закат, и Жану казалось, что он еще ни разу в жизни не видел ничего тревожнее, чем этот багрянец в темных омутах глаз. Она застыла неподвижным изваянием и, не мигая, смотрела вслед кровавому солнцу. Опустошенная, одинокая, потерянная и, словно развалины этой крепости, выжженная дотла яростным пламенем безжалостного светила. Жан не хотел смотреть на солнце — Жан его презирал. И ждал того же от Микасы, пытался различить в ее взгляде ненависть к тому, что оставило после себя только мертвый жар… Но она будто не замечала ни темных развалин под собой, ни обугленной земли вокруг, ни моря крови на небе, в которое погружался диск божественного светила. В ее глазах тревога уступала место страху, и каким-то шестым чувством Жан вдруг понял, что Микаса Аккерман — один из сильнейших бойцов разведкорпуса — больше всего сейчас боится остаться в темноте.