И я вспомнила. Отчетливо вспомнила, что именно так он обычно и разговаривал с кем-то по телефону. Те звонки были редкими, но отец всегда закрывал дверь, когда видел, что я или мать можем услышать. Я не разбирала слов, но интонация отложилась в памяти — и вот всплыла спустя столько лет. Как, прости господи, утопленник — там, где меньше всего ожидаешь.

— Маша, ты же понимаешь, что тебе не место среди них, — глядя на меня через плечо Тана, сказал отец. — Ты уже чувствовала аркану, так ведь? И знаешь, что не можешь ее контролировать. Что бы тебе ни говорили эти бестолочи — самой тебе не справиться.

— Я… не знаю тебя, совсем, — справившись с первым шоком, ответила я. И даже рискнула выйти из-за защиты Тана. Почему-то было противно за свою слабость, за то, что он может пострадать по моей вине. — Ты просто призрак прошлого.

— Я твой отец, Маша, пусть тебе и тяжело сейчас в это поверить. У нас не так много времени, чтобы тратить его на бессмысленные препирательства. Все, что тебе сейчас нужно сделать — прости пойти со мной. И все будут живы.

— Мы это уже слышали, — раздался за его спиной голос Хадалиса.

Я перевела дыхание. Вот так, теперь нас трое. И даже несмотря на то, что этот перевес ничуть не сгладил устрашающего вида моего внезапно воскресшего — или, по-видимому, никогда не умиравшего — отца, оптимизма во мне прибавилось.

— Вам все равно не справиться со мной, — с некоторым пренебрежением сказал отец, даже не потрудившись повернуть голову в сторону Хадалиса. — Вы это знаете, но зачем-то лезете под ноги. Маша, хоть ты-то должна быть благоразумной.

Мне до ужаса сильно хотелось сказать что-то эдакое, чтобы он понял: я уже не та маленькая девочка, которую можно было провести вокруг пальца. И я точно в состоянии самостоятельно принимать решения, чью сторону и баррикаду занять. Но… я промолчала. Потому что все происходящее по-прежнему с трудом укладывалось у меня в голове. Наивно хотелось верить, что у этой ситуации еще может быть развязка, где мне не придется выбирать вообще.

— Она отмечена — и вы это знаете, — сказал отец. Небрежность, с которой он ковырял кончиком меча песок, заставила мои нервы растянуться до пределов возможного. — Ну же, Маша, покажи им свои руки. Цветок почти распустился, ведь так? Я прав?

— Зачем ты превратил их в камень? — спросил Тан, напрочь игнорируя нить странного диалога.

— Сомневаюсь, крэсс, что твой скудный умишко в состоянии понять столь тонкий план. Скажем так — я просто воспользовался тем, что само плыло в руки. Одна женщина, одна горячая ревность и неразделенная любовь… — Он сделал пространный жест, но я ясно увидела тонкую невидимую нить, которая потянулась за его пальцами. Прямо из воздуха! Как будто он мог прикасаться к самой ткани этого мира. — В конце концов, какое это имеет значение? Все складывается как нельзя лучше и для меня, и для вас. Никому здесь не нужна кхистанджутская жрица, ведь так? Никто не справится с ней, кроме меня. А кроме нее никто не справится с дариканцем.