И всё равно нехорошо вышло, вот только-только с лейблом договорились, выпустили альбом, опять собрались группой, а тут приходит это оповещение: «Вы приняты на первый курс». Теперь придётся туда ехать хотя бы для того чтоб отчитаться перед матушкой.

Под вечер неохотно бужу Алёнку:

— Соня, вставай, — она просыпается, крутит головой и снова падает на подушку.

— Ну, вставай же, — опять тормошу её.

— Сейчас, мамочка, досплю и встану.

— Вставай, у нас самолёт скоро.

— Самолёт? — Опять поднимает она голову. — Так мы в Казахстане, я-то думала, мне это приснилось.

— Давай в душ, я звоню водителю, едем в аэропорт.

— Мы же не посмотрели город, — округляются разочарованные глазки Алёнки.

— Посмотришь из окна мерседеса.

Алёна такая шустрая, как же быстро она иногда принимает душ и красится.

Через полчаса мы уже на улице. Нас забирает мерс и везёт в аэропорт. Всю дорогу до самолёта мы молчим, молчим и в самолёте тоже. Мы всё уже обговорили давно и нам сейчас в кайф просто помолчать. Алёнка держит меня за руку и улыбается, а я улыбаюсь ей в ответ. Я сейчас полностью погружён в свои мысли о Британии.

— Я заберу тебя туда, — говорю я ей. — Как только сам обустроюсь, то за тобой приеду, — целую её в тыльную сторону ладони.

— Ага, — послушно кивает она. Обожаю её за сговорчивость, обожаю её за послушность. И за то, что она всегда готова к любым приключениям. За то, что она молчит, когда надо помолчать, в отличии, от моей матери.

Я же понимаю, что не всё ей нравится и не всё по душе. Иногда я прямо физически ощущаю, как она ломает себя, чтобы не сказать мне какую-то колкость и не выразить своё «фэ». Алёнка умет быть приятной.

Понятно, что когда мы поженимся, это кончится. У меня есть женатые друзья, и они мне уже всё рассказывали. Что дальше идёт притирка, что придётся потерпеть. Но ради своей ласточки я готов терпеть сколько угодно.

Любуюсь её профилем, когда она в окошко смотрит, её шеей, её ключицами, её скулами и разрезом глаз. Её внешность — это идеальное доказательство татаро-монгольского ига. Они явно пришли сюда, чтобы остаться в ней, хоть она на сто процентов русская.

— Алён, — говорю.

— Да, — поворачивается она ко мне и улыбается.

— Я просто хотел, чтобы ты повернулась, хотел рассмотреть тебя получше.