— Не называй то, что ты со своими дружками делаешь музыкой. И не ставь себя в один ряд с прапрадедом. Для начала получи образование, войди в высшее сословие, а после уже твори свою музыку, как настоящий композитор.

— Мам, такую музыку сейчас никто не слушает, сейчас другие жанры. Думаю если бы великий Огинский жил сегодня, то он бы исполнял что-то на подобии того, что исполняю я. Или вообще стал репером.

— Это Огинского никто не слушает! — Возмущается мать. — Серго поставь на проигрывателе его бессмертный полонез.

Серго берёт свой телефон и начинает искать эту мелодию в своём плейлисте, а я оправдываюсь, я как всегда должен оправдываться.

— Мам, ну я не это хотел сказать. — В этот момент Серго ставит полонез. Мне и самому нравится эта мелодия, но я зачем-то продолжаю что-то доказывать матери, хотя давно уже понял — ей ничего не докажешь. — Смотри, это исполнение осовременено, там только сама мелодия Огинского, а остальное аранжировка.

— Так мелодия это же главное, в ней вся гениальность, чтобы и через века звучала твоя мелодия.

— Да мне через века не надо, я-то сейчас живу, — отрезаю ножичком кусочек стейка, придерживая его вилкой. — Думаю, и Огинскому было не надо.

Кому я что пытаюсь доказать, если честно. Мать не любит спорить, она любит, чтобы её слушали, и принимал всё за чистую монету. Ладно, будем слушать.

— Сынок помни. Лондон, это столица мира. Вся элита человечества, отдаёт своих детей в Оксфорд. Тебя там будут окружать будущие министры, дипломаты, президенты, члены королевской семьи… — когда она говорит о подобном, будто сама возвышается до их уровня. Она просто бредит этим элитарным статусом.

— Понимаешь, Оксфорд это входной билет на Олимп, ты станешь частью мировой элиты, независимо от страны, в которой ты захочешь остаться.

— Думаю, я в Россию вернусь, — говорю я в пустоту. Но она меня не слушает, а Серго всё слушает, но делает вид, что не замечает. Хотя старые ментовские привычки в нём ой как сильны.

В ответ на мою реплику мать пренебрежительно швыряет на стол вилку и встаёт из-за стола. Конечно её же убирать самой не надо, прислуга всё уберёт.

— До завтра, сынок, спокойной ночи, — говорит она и уходит.

— Спокойной ночи, — говорим мы одновременно с Серго, но первым всё-таки произносит эту фразу именно он.

И мы с ним молча доедаем ужин, под тихую мелодию полонеза.

Полночи я ворочаюсь, не могу заснуть. Позвонил бы Алёнке, да она-то уже поди, давно спит, умаялась со мной за вчера. А я же всё ворочаюсь и ворочаюсь в постели. Ещё и кровать здесь неудобная, вот всё в отчем доме не как у людей. Всё из-за приверженности матушки к какому-то девятнадцатому веку. Она видите-ли прочитала где-то, что нужно на твёрдом спать и матрас у меня натурально какой-то, подушки перьевые, из-за чего я иногда даже чихаю. Да она берёт всё качественное, просто архаичное под заказ, сейчас такого не делают. И дом весь скрипит. В коридоре тикают старинные механические часы с кукушкой.