От Ботвелла пришло официальное послание, он просил Париса как можно скорее увидеться в Эдинбурге. Встреча была назначена в Эдинбург-Касл, и это насторожило Кокберна. Стоит быть осмотрительным: Эдинбург-Касл — крепость, туда проще войти, чем оттуда выйти. Длинноногий Ботвелл прошагал навстречу Парису с поразительно радушным видом, похлопал гостя по спине и с нарочитой строгостью воскликнул:

— Что за адское снадобье ты там готовишь?

— В чем меня обвиняют? — спросил Парис.

— Да нет, ничего такого, старина. Просто у меня есть документ, на котором нужна твоя подпись. Только и всего.

— Документ? — с невинным видом, словно эхо, повторил Парис.

— Да, мировое обязательство, старина.

— О, искренне жаль, Фрэнсис, что на тебя повесили это проклятое дело, — извиняющимся тоном сказал Парис.

— А, ладно, распоряжение короля. Нужны две подписи на бумаге, вот и все. Проще простого, да?

— Надеюсь, Фрэнсис. Я бы рад черкнуть свое имя. Но после Хантли. Не стоит пренебрежительно относиться к старому графу, предлагая ему подписать вторым. Верно?

Ботвелл опустил тяжелые веки, не желая выказывать свою проницательность. Он и не ожидал, что Разбойник Кокберн подпишет первым. Если вообще подпишет. Но попробовать стоило.

— Я слышал, Черный Дуглас увел твою красавицу сестру? — ухмыльнулся Ботвелл.

— Увел, — подтвердил Парис.

— Подкрепляешься союзниками со всех сторон? — погрозил ему пальцем Ботвелл. — Смотри, не стань чересчур сильным, мой петушок!

— С тебя беру пример, Фрэнсис, — улыбнулся Парис.

— Да. Именно так. Ладно, как только получу подпись Хантли, призову и тебя. Предупреждаю: я больше не потерплю никаких уловок.

Парис пошел от замка на северную сторону Кэннонгейта, где дамы семейства Кокберн превратили одно ателье в свой магазин. Модистка без устали вынимала ткань, рулон за рулоном показывая привередливым клиенткам. Она не сомневалась, что эта свадьба обеспечит ее средствами на весь год. Наконец часа через два до женщины дошло: Дамаскус Кокберн знает, что именно ей нужно, поэтому и отказывается от всего предлагаемого.

— Ну, я решила! Буду в серебряном и в белом, — объявила Дамаскус.

Когда Парис зашел за дамами, чтобы проводить их домой, он думал, они уже освободились. Но не тут-то было. Модистка еще только снимала мерку.

— Боже мой, вы до сих пор не закончили?! От столь бесполезной траты времени любой мужчина готов рвать на себе волосы.

— Радуйся, братец, что с нами нет Шеннон, — нарочито вежливо ответила Дамаскус, — при ней тебе пришлось бы ждать три дня, а не три часа.