презрения и критики. Рассуждать здраво ей мешала и нечистая совесть. Конечно, она давно

поняла, брат считает её второй матерью, видит чистой и непорочной, несмотря на то что она

старше. Но разве она не имела права иметь личную жизнь? А если он ещё узнает и о сути их

отношений с Даниэлем, сложившихся как наёмный контракт. Лорен всем сердцем надеялась, что злоба Аиды не дойдет до такой степени, чтобы сообщить Кларку и эти подробности.

Точка невозврата была достигнута вечером несколько дней спустя, когда Лорен

пришлось поспешно встать из-за стола, чтобы вернуть две порции начос с расплавленным

сыром, которые она только что заглотила с жадностью бородавочника.

Когда она вышла из ванной, то была в жалком состоянии: потрескавшиеся и красные

губы, впалое лицо, глаза с мрачным выражением, обрамляли тёмные круги. Квартира была

слишком маленькой, стены и двери слишком тонкими, чтобы звуки рвоты не

распространились до кухни, где, вернувшись, Лорен обнаружила невозмутимого Кларка.

Парень продолжал окунать тортильяс в пикантный чили. Не говоря ни слова, она села

напротив и налила себе стакан прохладной воды.

— На твоём месте я бы побежал делать тест на беременность. Лучше вместе с тестом

на ВИЧ-инфекции.

Тон брата был жёстким, пренебрежительным, наполненным презрением. В памяти

Лорен приоткрылась брешь. Тот же тон, что и у отца, когда мать едва держалась на ногах

после бессонных ночей и побоев. Лорен мгновенно озарило: Кларк впитал в себя всё

женоненавистничество отца. Она вскочила, отшвырнув стул, и изо всех сил дала ему

пощёчину.