своё окружение, которое вновь может привести к искушению. Особенно в такой деликатный

момент.

Бетт остановилась, вопросительно глядя на доктора.

— Вот… мы заметили, он впадает в серьезную депрессивную фазу. Такое было

предсказуемо, но поэтому не менее рискованно. Его состояние заставляет нас опасаться не

только возобновления злоупотреблений, но и какого-нибудь серьёзного акта саморазрушения.

Тем более это человек, простите меня, у которого нет прочной семьи и социальных связей, на

которые можно было бы опереться.

— Я поговорю с ним сегодня же. Но сначала мне нужно сделать важный звонок. Не

могли бы вы указать мне комнату, в которой я могу полчаса поговорить конфиденциально?

— Охотно уступлю вам свой кабинет. Сегодня утром я на отделении, и у меня нет

амбулаторного приёма. Я провожу вас, заодно оставлю координаты специализированных

структур для реабилитации.

— Бетт-Бетт, почему ты не позволила мне в то утро сыграть в ящик?

Она молча вошла в палату, думая, что Даниэль отдыхает. Но он не спал, хотя лежал с

закрытыми глазами. О присутствии Бетт он догадался по её обожаемому парфюму —

итальянскому аромату ручной работы, который доставляли из Рима, в хорошо защищённых

охлаждаемых контейнерах.

— Потому что у меня есть своя деонтология. Это стало бы неоказанием первой

помощи и потом, ты до сих пор должен мне слишком много денег.