— Праздник только испортила всем! Захар говорит концерт был чудесный, а тут это… А я не пошла, кур дурацких жарила…

Вадим гладил ее по голове и жалел. Собственная обида, раздражение отошли на второй план. Подумал, что ведь правда не поехал бы, если бы знал, что Инна тут, и не повидался бы с мамой. А она все ждет, ждет. Ездить к нему куда-то навстречу ей тяжело, так и не видят друг друга по полгода. Только телефон да скайп. Это не замена, по скайпу не обнимешь.

— Ничего, я после Канады прилечу еще, в Москве буду играть, может, приедешь.

— Вадик, — Надежда Дмитриевна сделала над собой усилие, перестала плакать, разом обеими руками вытерла щеки, поправила волосы, — я должна с тобой поговорить. Никто не решается, придется мне.

— О чем же? — Вадим отпустил ее. По тону понял, что разговор не о музыке пойдет.

— Не новогодняя тема, но что поделаешь. Инна сама не сочла возможным, а Ирочка боится. Поэтому придется мне, — повторила она.

— Да что случилось? — Лиманский напрягся в ожидании. Он понимал, что это о жене и дочке, но то, что услышал, в голове укладывалось с трудом.

Лиманский давно уже не питал иллюзий на предмет своего бывшего брака и отношений с Инной. Нет, он ни в чем не мог бы ее обвинить, да и не стал бы, скорее себя. Не получилось, не срослось. На самом деле никто не виноват. Теперь, руководствуясь опытом прожитых лет и знанием того, какая у него получается жизнь, Вадим поступил бы иначе, в двадцать лет он не знал ничего, кроме волнения чувств. Они могли бы стать любовью, если бы больше времени удавалось проводить с Инной. Или если бы она соглашалась чаще ездить с ним. Но Инна не любила переезды, чужие дома, номера гостиниц, даже самые комфортабельные. Она говорила, что в прошлой жизни, наверно, была кошкой и потому так привязана к дому. Инна хорошая мать, это отрицать нельзя, Вадим всегда был благодарен ей. Но это не любовь! Благодарен… она жила с ним, воспитывала дочь. Маленькая Инна не узнавала, пугалась, когда Вадим приезжал после многомесячного отсутствия. Теперь-то знает, а все равно боится — вон, мама сказала. Что же там такое?

— Понимаешь, Вадик… ты только не сердись и не ругай ее. — Мама все расправляла на коленях платье, «обирала» себя. Вадим знал — это признак крайнего волнения, и болезненно реагировал на него. Ну почему ж именно сегодня, когда он пришел к ней с такой радостью?!

— Как я могу ругать, если не знаю за что? Давай ты уже расскажешь, и нам обоим станет легче.

— Даже не знаю… — Надежда Дмитриевна прерывисто вздохнула и решилась. — Ты ведь в курсе, что Костя с Иришей снова сошлись?