Я тащусь позади него, его рука сжимает мою, когда парень ведет меня по туннелю к выходу, ведущему на парковку.

― Мы вернемся и заберем твою машину позже.

Эта его сторона возбуждает меня, властная, контролирующая сторона ― та, которая всего за несколько минут пригвоздила двухсотфунтового мужчину к синему борцовскому ковру.

Я позволяю ему провести меня по коридору к темной парковке.

― Где ты припарковался? ― Мои глаза быстро ищут его джип, единственный автомобиль, припаркованный в дальнем конце.

― Прямо… — Он останавливается, как вкопанный. ― Какого черта? Что. За. Хрень.

Ретт отпускает мою руку, указывая на джип в дальнем конце, завернутый в…

Я ненавижу спрашивать вслух, но:

― Это целлофан?

Он идет по направлению к своей машине, раздраженно выдавив:

― Да.

Джип действительно плотно завернут в полиэтилен, под ним что-то липкое, как будто кто-то смазал его вазелином, а затем завернул в полиэтиленовую пленку промышленного размера.

― Я не могу вернуться домой. Это закончится дракой. ― Он кладет руки за голову и начинает расхаживать туда-сюда. ― Эти гребаные придурки.

― Кто мог это сделать? Мы были внутри не очень долго, чтобы кто-то успел это сделать, пока ты был в раздевалке, не так ли?

― Нет. Кто-то другой легко мог это сделать, но я сомневаюсь. ― Ретт ковыряет целлофан, снимая слой за слоем. Его плечи поникли. ― Черт возьми. Чтобы снять все это, потребуется вся ночь.

Я осторожно кладу руку на его твердый трицепс.

― Пойдем сейчас со мной, и я обещаю, что мы вернемся утром и разберемся с этим вместе.

― Да. ― Он поднимает сумку. Кивает. ― Хорошо.

Я беру его за руку и тащу к своей машине, отцовскому внедорожнику последней модели. Раньше ненавидела его, потому что он такой большой, но, боже, я могу втиснуть столько дерьма сзади.