Вот теперь он мне верит…. Верит на все сто…

— Ты… живой, — сумела сделать я глубокий вздох, до конца осознав, какой именно сумасшедший ужас, сковывал меня эти два дня. — Господи… — облегчении от того, что он действительно жив, и не смотря на легкую небритость и уставший вид, стоит передо мной, забило все остальные мысли, и я… Я просто разрыдалась… — судорожно хватая распахнутым ртом воздух…

— Тш-ш, все хорошо, милая. Теперь все будет хорошо.… Как ты, девочка? Ждала меня?

— Угу…

Родные, горячие, безумно крепкие и надежные руки обхватили меня, притискивая к груди Кирилла, надавив при этом на спину…

Черт! — невольно вздрогнула я, морщась от боли, и глубже спрятала свой нос в ворот его рубашки, пытаясь добраться до теплой кожи, убедиться, что — это правда…, что он здесь…, рядом со мной, что это не сон, а реальность…

— Лерка! Девочка моя, глупая, — я почувствовала, как Кир прижался к моему лбу своим, как обхватил ладонью мой затылок, заставляя меня посмотреть на себя… Его глаза стального цвета со странной темной каймой по краю радужки, были безумно близко… и смотрели на меня тепло и немного иронично. Как глаза человека — по-настоящему умудренного опытом и понимающего минимум в триста раз больше меня… — Дай-ка сюда эту штуку, — хмыкнул он, забирая из моих заледеневших рук пистолет. — Бедный, Йорик, небось, наделал в штаны, — растягивая слова, произнес Чертанов, нажимая на кнопку с левой стороны пистолета до упора, ставя его на предохранитель. — Жив, Серый? — обратился он к немного смутившемуся парню.

— Жив, Кирилл Алексеич, — отрапортовал тот.

— Ну, и отлично, забирай пугалку, — скомандовал Кирилл, протягивая пистолет моему охраннику, застывшему безмолвной статуей скорби, а затем, осторожно приподнимая мое лицо, свистящим шепотом добавил. — Сладкая, тебе придется извиниться… и перед ним, и передо мною…

— Э… — нервно облизав пересохшие губы, произнесла я, немного опешив и состроив самое невинное выражение лица, на какое только была способна, спросила. — А перед тобой-то за что?

— Считаешь не за что?? — выразительно выгнул бровь Кир, не отрывая от меня своих глаз, и его красивые губы тронула едва заметная улыбка. — Во-первых, за то, что не веришь в своего мужика. Обидно, милая…

— Ой! — вскрикнула я, когда Кирилл с силой шлепнул меня ладонью по попе.

— Я, категорически против того, что бы ты совала свой носик, куда не следует — сказано ехать домой, значит — так надо! — отчитывал меня любимый. — А это, за то, что безрассудно прыгаешь с пистолетом в руках… — его рука еще раз прошлась по моей многострадальной пятой точке. — Ты же беременна, Лер! О себе не думаешь, так хотя бы о ребенке бы вспомнила. Неужели так трудно на два дня выключить свою неугомонность и безбашенность, а не вести себя, как идиотка?! — отвесил он мне "комплемент".