Когда Малику Ашрафу, правителю Сирии, радостно сообщили весть о гибели Джалал ад-Дин, он заметил:

– Вы поздравляете меня с его смертью? Но мы будем пожинать последствия этого, ибо, клянусь Аллахом, его гибель означает вторжение татар в земли ислама. Теперь нет подобного хорезмшаху, который был стеной между нами и Гогом и Магогом. [159]

Табриз.

Табриз.

Прибыв в Табриз, Али, из предосторожности первым делом отправился в ближайший зийарат [160]. Молла, выслушав приветствие и просьбу предоставить убежище, спросил:

– Что ты натворил и от кого скрываешься?

– Ничего особенного, – ответил Али, – мой начальник впал в немилость вазиру хорезмшаха, ну и я попал под раздачу. Начальник бежал в Мекку, а я здесь скрываюсь.

– Кто же твой начальник, сынок?

– Шамс ад-Дин Туграи.

– Да ты, парень живешь вчерашним днем, – воскликнул молла, – тебе незачем скрываться. Сахиб дивана давно возвратился и продолжает управлять городом, и мы им премного довольны. Правда, старик сильно сдал. Так что ты смело, можешь идти к нему. А у хорезмийцев, напротив, дела нехороши.

Оставив святилище, Али зашел в лавку купил новую одежду и отправился в баню, где отдался во власть терщика, который около получаса вволю измывался над ним, извлекая треск из костей, немилосердно растирал рукавицей так, что Али казалось, что он вот, вот, лишится кожи.

– Нельзя ли полегче? – спросил Али.

– Нет, – категорически ответил банщик, затем намылил небольшой полотняный мешочек, стал извлекать из него огромные шапки мыльной пены, которой покрыл все горящее тело Али.

Потом, когда Али сидел закутанный в простыню и пил принесенный шербет, он расспросил своего мучителя о том, что происходит в городе и каково положение Шамс ад Дина.

Терщик был немногословен и на вопросы отвечал нехотя.