– Нет, ну ладно, – он выплеснул воду на землю. – Назар что-то говорил, будто бы вино не все время течет, набери красавица еще раз.

И, когда его просьбу выполнили, попробовал и заметил:

– Теперь, я понимаю, почему от райского вина не болит голова. Да потому что это не вино. Но что мы будем делать в такой приятной компании и без вина.

– А разве нашего общества недостаточно? – спросили девы.

– Достаточно, к чему Бога гневить. Но всегда хочется улучшить. Или как говорит, мой друг – усугубить. Ведь совершенству нет предела.

И тут взгляд его упал на знакомый предмет.

– А что это за сосуд похожий на кувшин из некрашеной глины. Кажется, он был у меня в руках, когда я вознесся сюда.

Кувшин стоял, чуть кособочась, и выглядел здесь инородным предметом. «Они кричат, кривы мои бока, – вспомнил Али, – что ж дрогнула горшечника рука» [19]. Али не стал просить дев принести его, опасаясь, за сохранность. Сам пошел за ним, взял в руки, ощутил его холодную твердую прохладу. С опаской пригубил и распознал тот божественный вкус.

– Оно самое, – улыбнулся он и вернулся в беседку на ковры и атласные подушки. Затесался в самую гущу женских тел, которые так волновали его. Он уселся удобнее, скрестив ноги, не выпуская кувшин из рук. Но одна из девушек взяла сосуд и сама наполнила серебряную чашу.

– Спасибо, дорогая, – сказал Али.

Под прозрачной тканью ее одеяния ничего больше не было, и Али мог по достоинству оценить формы гибкого стана. На темный треугольник внизу живота он старался не смотреть.

– Как зовут тебя? – спросил он, с трудом извлекая звуки из пересохшего горла.

– Ева, – ответила девушка.

– Ева, а где же твой Адам? – пошутил Али. Шутка вышла плоской, но все засмеялись.

– Ты мой Адам, – сказал Ева, выказывая знакомство с предметом разговора.

– Ответ правильный, – заметил Али.

Он сделал несколько глотков и отдал подержать чашу девушке по имени Саида.

– Смотри, не расплескай, – предупредил он ее.

Смуглянка улыбнулась, приоткрыв ряд жемчужных зубов.