— Рекомендую, — Николай Игоревич ставит на стол коньячные рюмки и бутылку. — «Vieille Reserve». Элитный сорт. Выдерживается от двадцати до тридцати лет, содержит до ста пятидесяти спиртов возрастом от десяти до семидесяти лет. Илья подарил. Ваш отец.

Виноградов наливает янтарно-золотистую жидкость и подает мне рюмку. Нежный цветочный аромат успокаивает, быстро сменяясь на аромат дорогого белого вина. Опускаю язык в коньяк — вкусовые рецепторы взрываются восторгом сладости белого изюма. Грею рюмку в руках: добавляются нотки травяного бальзама и свежего персика.

Николай Игоревич неспешно пьет свой коньяк, глядя на меня с легким беспокойством. Во рту ненадолго появляется вкус свежей сливы. Он приходит и уходит, а на его место выплывают вкус и запах цветочного меда. Втягиваю носом потрясающий аромат и почти замираю от неожиданности: чувствую запах белой розы.

— Вкусно! — против воли сознаюсь я, катая во рту второй глоток.

Теплая, густая, маслянистая сладость дубовой бархатистости уступает терпкости и вкусу какой-то специи. Какой именно — догадаться не могу. Странную шутку играет со мной стресс: мне нравится — так и спиться недолго.

— Мне не нужно от вас ничего особенного, — аккуратно начинает разговор Виноградов и решается, начиная говорить многословно и горячо. — Вам ничем не придется поступаться. Мне жизненно необходимы именно вы. Вернее, ваше влияние на отца и фиктивного мужа.

— Фиктивного? — переспрашиваю я автоматически.

— Я знаю о вас почти всё, — кивает Николай Игоревич, расслабившийся, успокоенный моими спокойствием и выдержкой. — Я знаю об амбициях и целях Никиты. Я наблюдал за вами.

Верещагин наблюдал за мной. Виноградов наблюдал за Верещагиным. Но похитили меня и моих подруг.

— Илья очень любит вас, — напоминает мне Виноградов. — И Никита влюблен так сильно, как может любить сорокалетний мужчина, почти разочаровавшийся в жизни, женщинах и любви.

Я не отвечаю. Жду, не перебивая и не возражая. Николай Игоревич наклоняется ко мне и продолжает:

— Я знаю, что отец вам всё-таки дорог, хотя вы и выросли вдали от него. Я знаю, что Верещагин вам не нужен ни в качестве мужа, ни в качестве жениха.

Делаю третий глоток и прихожу к мысли о том, что попрошу отца подарить мне такой же коньяк. Нет! Заставлю Верещагина подарить мне такой же, в наказание за долгое его ожидание. И напьюсь. Первый раз в жизни.

— Недоверие и подозрение Никиты не позволили мне обратиться к нему. Но одно несомненно: он не станет выносить сор из избы. Это вредно, катастрофично в наше время для честного бизнеса, не говоря уже о политике, — Виноградов внимательно, цепко вглядывается в мои глаза, ловя малейшие оттенки эмоций.