— Я вынесла сор, которого вы боитесь? — смело уточняю я. — О Ковалевских, старшем Верещагине?

— Еще не вынесли, поэтому я и пригласил вас на разговор, — мягко отвечает Николай Игоревич. — Моя карьера развивается настолько стремительно, что я не могу рисковать.

— Это я понимаю, — действительно понимаю я. — Но вы не можете не понимать, что подобным «приглашением» поставили себя в опасное положение.

— О вашем пребывании в моем доме никто не узнает, — ласково говорит Виноградов. — Я не буду об этом рассказывать. Вы не будете. Всё хорошо.

— Вы реально думаете, что нас не будут искать? — искренне удивляюсь я. — Мои подруги. Они со мной. Вы успели узнать подробности их жизни, чтобы сейчас так спокойно рассуждать об отсутствии последствий?

— Вы имеете в виду их семьи? — уточняет Николай Игоревич. — Перед ними за всё ответит Верещагин. Нам же с вами его не жаль? Или я ошибаюсь?

— Не жаль, — соглашаюсь я, переставляя в уме отдельные пазлы, никак не получая отчетливого рисунка. — Ближе к делу, пожалуйста.

— Ваша задача — не дать отцу и бывшему мужу заниматься делом Ковалевских, делом Алексея Верещагина, — жестко говорит Виноградов. — Не дать прямо сейчас, когда я вас отпущу. Чтобы решить мои проблемы, надо действовать быстро и срочно. Вы уже зашли слишком далеко.

— Это вы отравили Ковалевских? — спрашиваем мы вдвоем, я и четвертый глоток коньяка.

— Нет, конечно! — спокойно отвечает Виноградов, подливая себе и мне чудесный алкогольный напиток, поклонницей которого я стала на раз-два-три. — Имея такой груз в прошлом, я никогда не решился бы на политическую карьеру.

— Тогда кто? — нас с коньяком такой ответ не устраивает.

— У Илья есть своя версия, у меня своя, у Никиты третья, — пожимает плечами Николай Игоревич и неспешно объясняет, словно добрый учитель ученику с задержкой умственного развития. — Но ни одну из них мы не будем перепроверять. По крайней мере, сейчас. Всё решено много лет назад. Не надо ничего ворошить. А ворошить начали вы. Вы всех переполошили. Вы внесли сомнения в стройные рассуждения Никиты. Скоро это выльется наружу. Что-нибудь пронюхают СМИ. Тем более возле Никиты эта журналистка Барон вертится постоянно… В моем случае даже дым без огня крайне вреден и недопустим.

— И поэтому вы нас похищаете? Чтобы было тихо? — не понимаю я. — Странно… А моя охрана?

— А что с вашей охраной? — вежливо интересуется Виноградов.

— Вы разоружили ее. Уложили лицом на асфальт пятерых охранников. Наружные камеры всё записали. Как вы это скроете? Мой Виктор Сергеевич… — пытаюсь доходчиво объяснить я, но меня перебивают.