— Войди! — кричит Николай Игоревич.

Дверь в кабинет открывается — и на пороге появляется Аркадий Сергеевич. Он вежливо склоняется в приветственном поклоне. Он в другом костюме, черном, таком же великолепном, как и все предыдущие, сидящем изумительно элегантно.

Я не успеваю спрятать пораженного выражения лица, поэтому и не стараюсь казаться равнодушной.

— Валерия Ильинична! — мягко окликает меня начальник охраны моего отца. — Надеюсь, у вас всё в порядке?

Впервые в жизни мне хочется выкрикнуть в лицо другого человека странное слово «предатель!», так я разочарована и раздавлена.

— Виктор Сергеевич? — тихо спрашиваю я Аркадия Сергеевича.

— С ним всё в полном порядке! — уверяет меня мужчина.

— Он… как и вы… он с вами? — выстраиваю я цепочку из слов, не сумев соединить их в предложение.

— С ним всё в порядке, — повторяется Аркадий Сергеевич. — Ваш отец, Никита Алексеевич, Ада Николаевна и Андрей Николаевич уверены в том, что вы с подругами уехали, чтобы спрятаться от Никиты Алексеевича, продолжающего вас преследовать. Пару часов назад вы написали и отправили Илье Романовичу сообщение об этом. Он поручил мне вас охранять. Что я и делаю.

— Спасибо! — кивком благодарит Аркадия Сергеевича хозяин дома, и охранник-пижон-предатель выходит.

— Мне нужны гарантии вашего молчания, вашего невмешательства в старые дела нашего круга. Мне нужна ваша помощь в обуздании Никиты, если у него сорвет предохранители, — монотонно, безэмоционально внушает мне Виноградов, словно проводит сеанс психологической реабилитации. — У вас ведь нет причин желать мне зла? Вас никак не задевает моя карьера? Мои дела? Я не имею никакого отношения к делу Ковалевских, к смерти Алексея Верещагина. Ваш нездоровый интерес к старым историям напугал Тасю, Таисию Петровну. Озадачил Илью. Возбудил Никиту. До вашего появления всех всё устраивало.

— Не всех. Не всё, — не соглашаюсь я с Виноградовым. — Никиту не устраивало. Ничего. Он решил мстить моему отцу. И вы, по-моему, у него в чести не были, как и собственная мать.

— Вы заставляете меня повторяться, — устало вздыхает Николай Игоревич, взглянув на наручные часы, но не раздражается, а терпеливо, вежливо продолжает. — Никита — представитель серьезного бизнеса. Он не станет рушить всё, что создавал его отец и он сам.

Поскольку я просто смотрю на него, не перебивая и не задавая больше никаких вопросов, Виноградов продолжает, словно уговаривает в общем-то послушного, но внезапно заупрямившегося ребенка, делая это несколько снисходительно:

— Илья давно поставил точку в старых делах. Никому не нужен этот интерес к прошлому. Но он, этот интерес, опасен. И мне, и Вяземскому, и Верещагину. Помогите себе и мне. Ради себя и своего отца. Пусть всё останется таким, каким было до того, как Верещагин обманом сделал вас своей женой и снова полез в прошлое.