— Иногда чересчур, — съязвила Сабина и тут же спрятала лицо у него под мышкой.

Габриэль, снисходительно вздохнув, чмокнул ее в макушку и продолжил:

— Я ни на мгновение не думал связать с ней свою жизнь навсегда. У нас ведь разное вероисповедание, большая разница в возрасте и неравное социальное положение: она знатная и богатая, я же — бывший раб, кафир. В конце концов мы расстались. У Хайфы не было выбора, и она отпустила меня, однако не стала преследовать и мстить, хоть и могла бы это сделать.

— Как в сказке, — вздохнула Сабина.

Уколы ревности истерзали ей душу, но она сама напросилась.

— Так ведь дело было на Востоке, а там все как в сказке. — Засмеявшись, Габриэль приподнялся на локтях; Сабина села рядом. — Но знаешь, теперь я лучше понимаю Тибо Шампанского и его чувства в королеве, над которыми потешаются придворные.

Он намеренно сменил тему разговора, и Сабина, благодарно посмотрев на него, пересказала одну из сплетен:

— Многие думают, будто Тибо мечтает жениться на королеве и укрепить таким образом свое могущество.

— Граф Шампани и без того один из могущественнейших людей во Франции. А его отношение к королеве Бланке мне вполне понятно. Он испытывает безмерное уважение к сильной личности, превозносит незаурядную женщину, поклоняется ее соблазнительной, но недоступной красоте. Ничего общего с земной любовью к своей единственной такое чувство не имеет.

— А какие слова говорят своей единственной? — еле слышно прошептала Сабина.

— Они не нужны.

И Габриэль в подтверждение опрокинул любимую на спину и покрыл ее тело неистовыми поцелуями, в жгучем безмолвии прося прощения за вынужденный рассказ о своем прошлом.

***

— Я обязана это сделать, Сабина, — сжав ладони, упрямо твердила королева. — Не вижу другого способа остановить волну злобных слухов.

Они сидели в креслах дворцового кабинета. На улице бушевала неистовая февральская метель, и даже плотно закрытые ставни не спасали от сквозняков. В комнате поставили дополнительные жаровни, но несмотря на это женщины зябко кутались в пледы. Уже догорала трехфутовая свеча, а Бланка все доказывала своей конфидентке неизбежность запланированного акта, вызванного отчаянием. Клеветническая кампания против нее, начатая осенью, после неудавшегося похищения Сабины приобретала угрожающие размеры. Теперь королеву обвиняли не просто в любовных отношениях с Тибо Шампанским и кардиналом Романо Франджипани, но и в том, что она беременна. Поскольку граф Шампани бывал при дворе только на многолюдных событиях, таких как рождественский пир, отцовство молва приписывала римскому кардиналу.