Солнце было уже высоко, когда графский отряд укрылся в небольшой низине. Робер, наблюдая из-за густых кустов за лагерем крестьян, оценивал место боя. Мужики позавтракали и теперь обсуждали дальнейшую судьбу пленницы, красоту которой при дневном свете разглядели все без исключения. Последние сомнения в том, виновна она или нет, исчезли. Похоть взяла верх.

— Наших жен с дочерями господа берут без спросу, можем и мы один раз пощупать их мадаму, — приговаривал косматый мужик, перерезая веревки, которыми была связана Сабина, и вынул кляп у нее изо рта. — Пусть верещит и брыкается: так веселей будет ею тешиться.

Голытьба заржала. Стоящая на коленях пленница потерла затекшие руки, затравленно озираясь вокруг. Страх за любимую женщину стянул внутренности Робера в тугой узел, веко задергалось. Сквозь стиснутые от гнева зубы он приказал своим людям окружить поляну.

— Как только я посажу женщину на своего коня, с громкими криками налетайте на мерзавцев с разных сторон.

Граф вновь надел топфхельм и вскочил на коня. Хвала Господу, что именно сегодня под ним был великолепный дестриэ! Робер решил прихвастнуть своим недавним приобретением перед Пьером, известным ценителем боевых коней. Сейчас от дестриэ зависела жизнь двух людей. Робер пришпорил коня.

Вилланы оцепенели — на них летел сам архангел Михаил с темными крыльями за спиной.

А грозный всадник с развевающимся за спиной плащом уже был возле пленницы, и его жеребец безжалостно затоптал бородатого мужика. Сжимая в одной руке щит и поводья, Робер свесился с седла, на ходу подхватил женщину поперек туловища и забросил ее на коня перед собой. Не останавливаясь, дестриэ, управляемый лишь ногами рыцаря, помчался на противоположную сторону поляны и резко развернулся. С криками «Монжуа! Сен-Дени!» на вилланов летели с разных сторон другие всадники. Мужики с перепугу подумали, будто на них напал огромный отряд, и замерли в нерешительности.

— Родная, поскорее перелезай мне за спину, я должен сражаться, — сказал де Дрё.

Сабина уже узнала Робера и, держась за него руками, перебралась на кожаный накрупник. Граф тут же вытащил из ножен тяжелый меч.

Между тем крестьяне разобрались, что нападавших всего пятеро, а их самих — более трех дюжин. Осмелев, вилланы пустили в ход ножи и дубинки. Граф, повернувшись спиной к огромному дереву, сросшемуся тремя стволами и защищавшему Сабину с тыла, отбивался с неистовой яростью. Мужики наседали. Кровавая пелена застилала Роберу глаза, и он крикнул Сабине:

— Прижмись ко мне как можно сильнее!

Почувствовав, что женские руки крепче обхватили его живот, граф поднял коня на дыбы. Он получил возможность разить врага мечом с обеих сторон, а дестриэ насмерть забивал вилланов мощными копытами. Пространство вокруг было уже усеяно телами с отрубленными конечностями и разбитыми черепами. Одному мужику удалось подкрасться сзади, и, замахнувшись, он едва не вонзил нож в Сабину. Но вышколенный конь Робера почуял врага и лягнул его копытом. Виллан отлетел в сторону, а его нож случайно вонзился в голень рыцаря, пробив звенья кольчужных шосс. Робер слегка охнул, но лишь усилил смертоносные удары, вновь и вновь поднимая коня на дыбы.