Разговаривая, де Дрё снял с коня уже безучастную ко всему женщину и, прихрамывая, перенес ее на соломенный тюфяк единственной в доме лежанки. Помимо топчана граф разглядел потрескавшийся ларь и трехногий табурет. Подслеповатое оконце, затянутое бычьим пузырем, почти не пропускало дневного света, и хозяин зажег сальную лампу. Она сильно коптила, но все же разгоняла тьму по углам. Робер помог стянуть Сабине мокрые полусапожки.

— Мадам, необходимо снять верхнее платье, оно насквозь промокло и испачкалось.

— Хорошо, — просипела Сабина, — отвернитесь.

— Мы выйдем, а вы снимите и шоссы — у вас промокли ноги. Укройтесь моим плащом, внутри он сухой. — Робер отдал ей накидку с кожаным оплечьем, пропитанную воском.

Плащ Сабины украли еще вчера вечером, поэтому ночь она провела на холодной земле почти раздетая.

На улице, подвесив над примитивным очагом закопченный котелок, их неожиданный спаситель стал кипятить какие-то травы, помешивая варево длинной ложкой:

— Лихорадку за один раз этот отвар, конечно, не снимет, но заснет она до утра очень крепко. Ей необходимы силы. Угостить, к сожалению, мне вас нечем. Есть только родниковая вода в глиняном кувшине да пара черствых сухарей. А вот коню повезло больше: в углу стоит мешок, там есть немного прошлогоднего овса. На рассвете я принесу вам молока со свежим хлебом.

Напоив больную зельем и подоткнув под ее горячее тело толстый плащ, хозяин развесил на крюках мокрую одежду. И уже собирался уходить, но тут Робер неожиданно спросил:

— Сможешь перевязать мне ногу?

— Вы ранены? — ахнул знахарь.

Пока рыцарь стягивал металлические шоссы и отвязывал от пояса суконную штанину, старик нашел на полке немного корпии, сушеного тысячелистника[109] и, оторвав от своей рубахи длинную полосу, довольно ловко обработал и перевязал раненую голень.

— Только не говори о нас никому, хорошо? — на всякий случай предупредил граф, натягивая штанину.

— Как можно, мессир? — обиделся мужчина. — Я столько лет молился за ваше здоровье, и вот Господь наконец дал мне возможность вас отблагодарить!

Хозяин ушел.

Вскоре дождь прекратился. Тучи рассеялись, и показалось солнце; было уже далеко за полдень. Припадая на раненую ногу и морщась от боли, Робер позаботился о коне: расседлал его, вытер насухо, покормил и напоил остатками дождевой воды из полусгнившей деревянной бадьи. Граф постоянно прислушивался, надеясь уловить людские голоса или шум боя, но стояла звенящая тишина. Робер вернулся в хижину и устроился на табурете. Привалившись спиной к стене, он грыз каменный сухарь и с жадностью смотрел на спящую женщину. Каким чудом он вновь оказался рядом с ней в нужный момент?