Потому что тут определенно что-то было не так.

Дождавшись, когда в ее комнату-тюрьму придет Джек, чтобы вынести ведро и принести свежую питьевую воду, Хелена попыталась его разговорить. Худенький, не ноги — палки, с вечно взъерошенными рыжими волосами и смешными веснушками, он ободряюще ей улыбнулся, словно она не сидела на цепи, как собака.

— Джек, что происходит? Что с вами случилось?

— Мы обрели свет, — улыбнувшись, ответил он. — У тебя тоже это получится, но до тех пор мы должны держать тебя на расстоянии. Тьма, которую разглядела в тебе Джоанна, может одержать вверх. Мы не хотим, чтобы это случилось. Чтобы ты причинила боль кому-то из нас и еще больше очернила свою душу.

Хелена закатила глаза.

— Ладно, с вами все ясно, вы добровольно пошли за ней, наслушавшись ее речей о боге. Но зачем ей я? — хрипло спросила она.

— Ее долг — нести свет. Спасать заблудшие души. Ты — заблудшая душа, тьмы в которой больше, чем света. Поэтому мы не можем пока принять тебя в нашу общину. Но скоро все изменится. Скоро…

— Да-да, скоро я стану одной из вас, — раздраженно бросила Хелена.

Джека ее вспышка не смутила.

— Верно. Просто Джоанны сейчас нет. Ей недавно открылось видение…

— Дай-ка угадаю, — усмехнулась она. — Малкович увидела заблудшую душу, и помчалась ее спасать. Это так вы пополняете свою общину? Миленький способ, ничего не скажешь. А спросить меня, хочу ли я быть частью вашего долбанутого культа вы не пробовали?

— Тьма, которая живет в тебе, заставит тебя сопротивляться исцелению. — Джека непросто было выбить из равновесия. — Ничего страшного. Со мной поначалу было также. Теперь я стыжусь себя прошлого и горжусь собой настоящим.

Хелена повнимательнее взглянула на его лицо. Усыпанную веснушками кожу тут и там — на щеках, на подбородке и у самого глаза до брови — прочерчивали тонкие полосы. Один шрам воспалился, но Джека это, кажется, совершенно не беспокоило. Как и остальные, он был одет в ту же самую одежду, в какой прибыл в Бездну. Кое-где истончившуюся до ниток, кое-где и вовсе залатанную куском простой белой материи. Неудивительно, если все это время они носили одну и ту же одежду. И очевидно, что внешний вид последователей Малкович нисколько не заботит. Она и сама всегда была такой: носила простую, старомодную одежду, не пользовалась ни косметикой, ни духами. Наверное, Малкович и не думала о том, чтобы нравиться кому-то — кроме, разве что, уже покойного мужа.

Помимо одежды, было еще одно этому доказательство: шрамы. На лицах ребят, которым было шестнадцать-семнадцать лет, они смотрелись… чужеродно, неправильно. У некоторых шрамов почти не было совсем. У миловидной дюймовочки Рози было только два, с полмизинца, рубца — у виска и у рта. К слову, именно она казалась более нервной, чем остальные. По-человечески эмоциональной, а не механической куклой, у которой кончился завод, и на губах так и застыла полуулыбка, а в глазах — то ли безмятежность, то ли восторг. Рози всячески старалась скрыть свою нервозность от остальных. У нее наверняка это получалось — они вряд ли замечали что-то дальше своего носа.