Я кое-что шепнула Дане на ухо и кивнула музыкантам. Тотчас зазвучала красивая мелодия: игривая, невообразимо нежная и воздушная. Мелодия, напоминающая рассветное летнее небо. Мелодия, в которой легко можно было раствориться.

Этот танец я начала первой. Закружилась по центру зала, чувствуя легкость в ногах и тяжелые крылья за спиной. Взмахи рук, повороты, легкие наклоны, изгибы корпуса – я просто дала телу возможность сказать все вместо меня. И во все движения – неспешные, плавные и пластичные – я вкладывала свои чувства. Все, что пережила в нашей детской заклятой дружбе. Все те яркие далекие воспоминания, что рвались из моей груди.

Каждый секрет. Каждый вдох. Каждую улыбку.

Музыка изменилась – стала плотнее, ритмичнее, серьёзнее. Шаг за шагом я направлялась к Дане, который ждал меня в другом конце зала. Когда расстояние между нами стало совсем небольшим, он сам пошел ко мне и мягко взял за руку. Моя ладонь оказались на его щеке, и я, склонив голову, улыбнулась Дане – нежно и мягко. А он провел кончиками пальцев по моим волосам, дотронулся до обнаженного плеча, заскользил вдоль предплечья к запястью и, наконец, взял меня за руку. Он вел в этом танце, подстраиваясь под ритм мелодии. И я следовала за ним, положив вторую руку на его плечо. Воздушная ткань юбки то и дело касалась ног.

Это была импровизация – без ярких элементов, заученных поддержек и эффектных связок. Мы неспешно кружились по залу, не отрывая друг от друга взглядов. Танец – это всегда история. И сейчас мы рассказывали историю своего недолго счастья.

Воображение рисовало пустую темную комнату со стеклянным потолком, над которым нависло звездное небо. В этой комнате мы были только вдвоем – границы реальности и фантазий, вызванных танцем и музыкой, стирались. Зато появилось прекрасное чувство душевного подъема. Мы снова вместе.

Новая порция прикосновений породила во мне былое желание поцеловать Матвеева. И я в который раз убедилась, что он – моя зависимость. Он близко – и сердце тает. В ладонях сосредоточился нежный жар. От прикосновений легко, и приятно кружится голова. А в солнечном сплетении пылает звездное небо.

Я завишу от всего, что с ним связано. От его прикосновений, запаха его одеколона, голоса, даже взгляда.

Музыка изменилась вновь – стала темнее, глуше, печальней. В ней появились нотки упоительной болезненной нежности и нерастраченной страсти. И я, поддавшись порыву, оттолкнула Даню, а он шагнул назад.

Наше расставание. Конец нашей вселенной. Вселенной, которую придумала я.

Я решила уже, что музыка закончилась, однако она снова продолжилась, став по-весеннему звонкой, сияющей и одухотворенной. И нам пришлось снова обнять друг друга – крепко-крепко, чтобы спустя минуту отпустить. Вокруг нас стояли многие гости – а мы и не заметили, как они встали со своих мест. Гости аплодировали и кричали опостылевшее: «Горько!»