– Я знаю, – прошептал Джервейз, и его лицо исказила гримаса отчаяния. – Если бы существовало хоть что-то, чем я мог бы все исправить… Но увы. Вы в ярости – и имеете на это полное право. – Он прерывисто вздохнул и закончил голосом, полным боли: – Вы ведь слышали собственные слова. Так неужели вы все еще отрицаете, что хотели мне отомстить?

Этот вопрос подействовал на Диану как струя ледяной воды – ужаснувшись тому, что сейчас сказала, она в отчаянии помотала головой и закрыла лицо ладонями. Она была уверена, что преодолела свой гнев, простила мужа и стала любящей женщиной, но оказалось, что она ошибалась. Диана ужаснулась – выходит, она совсем не такая, какой себя считала. Она заглянула в самые темные уголки своей души, пытаясь понять, почему она поступала так, как поступала. Неужели из мести?

Но нет, чувства мести в ее душе не было, лишь гнев, в основном – на отца. И еще чувство вины, а также сомнения, которые ее терзали, когда она брала Джоффри в Лондон, собираясь вести порочную жизнь. Но злобной ненависти и желания мучить своего мужа – нет, такого она в своей душе не обнаружила. Удостоверившись в этом, Диана подняла голову и сказала с таким спокойствием, какое обычно наступает после бури:

– В годы, прошедшие между нашим венчанием и нашей встречей в Лондоне, я вас презирала и ненавидела. А потом… – Диана на мгновение умолкла. – Потом решила, что месть – дело Господа.

Джервейз со вздохом покачал головой. Он мог поверить в ее гнев, но не верил последнему утверждению.

– Наконец-то… – пробормотал он. – Вот она, уродливая правда, которую вы скрывали даже от самой себя. Вы должны быть мне благодарны за то, что я помог вам понять себя. Вы меня ненавидели и жаждали мести, а отомстили так, как даже и мечтать не могли.

– Джервейз, вы ошибаетесь! – Диана тяжело вздохнула. – Да, гнев был, и я только сейчас поняла, какой неистовый. Но гнев и ненависть – только часть правды. Да, сначала я вас ненавидела, но это прошло. И я… Перед Богом клянусь, я никогда не желала вам зла. Мне просто очень хотелось, чтобы вы пожалели о своем поступке, вот и все.

– Диана, вы сами не понимаете, что говорите. Поверьте, я вполне осознал, что совершил той жуткой ночью, и очень страдал от этого. Но потом… Вы посеяли семена своей ненависти, и я буду пожинать их плоды до конца моей жизни. – Джервейз на мгновение прикрыл глаза, затем с отчаянием в голосе прошептал: – Вы хотели получить свой фунт плоти, и вы его получили. Только он оказался более кровавым, чем вы ожидали.

Диана в ужасе замерла: ее поразила правда, прозвучавшая в его словах. Ведь было совершенно очевидно: такой человек, как Джервейз, не мог не думать о последствиях своих поступков, поэтому он, конечно же, тяжело страдал все эти годы, все эти девять лет. Ей было неприятно это признавать, но теперь Диана уже не могла отрицать: она действительно хотела его ранить – только не очень сильно. А потом, когда он проявил бы должное раскаяние, она бы его милостиво простила, и после этого они жили бы долго и счастливо во взаимной любви. Вдобавок она бы испытывала удовлетворение при мысли о своем великодушии.