Виконт улегся на спину, прикрывая лицо здоровой рукой, и, тяжело вздохнув, пробормотал:

– Но это сделаете не вы, Диана. Уходите. Уходите же…

Диана встала, придерживая порванный халат, и посмотрела на мужчину, лежавшего на кровати. Никогда еще она не чувствовала его силу так остро, как сейчас, когда он был на грани срыва. На ее долю выпало немало страданий, но она когда-то знала любовь матери и даже любовь отца, когда была совсем маленькой. А потом в ее жизни появились Эдит, Джоффри и Мадлен – верные ей и любившие ее. Джервейз же не любил никого и никогда. Отец им не интересовался, а мать обошлась с ним ужасно – отравила его душу. Но все же Джервейз выстоял, хотя с его богатством, властью и умом он мог бы сотворить немало зла. Однако он был справедливым и проявлял порядочность по отношению к тем, кто от него зависел. Как любовник он был более чем справедливым – щедрым и добрым, даже нежным. И он не раз рисковал жизнью – как в армии, так и на этой своей таинственной службе в Уайтхолле.

Джервейз никогда не знал настоящей любви, и поэтому неудивительно, что боялся ее принять – боялся оказаться во власти женщины. Но при этом он жаждал подлинной близости, и именно этим объяснялась жгучая ревность, а также неспособность поверить в ее преданность. Неудивительно, что ее мнимое предательство так на него подействовало, а откровения обнажили рану, скрывавшуюся до этого в глубинах его души.

И сейчас, в эти самые мгновения, Диана вдруг поняла, что полюбила его еще сильнее. Нетрудно быть добрым, когда этому способствуют обстоятельства, но как же непросто это было для Джервейза, лишенного родительской любви, видевшего только черствость и эгоизм. И все-таки он выстоял и стал порядочным и честным человеком, пусть даже и не был счастлив. А она своим неосознанным стремлением заставить его хотя бы отчасти поплатиться за содеянное, своим безрассудным чувством собственной правоты довела его до отвратительного состояния. Вспомнились слова Мадлен: «Некоторых можно поставить на колени, и вся их честь и гордость будет раздавлена теми, кого они любят». Увы, она невольно сыграла на уязвимости Джервейза. Чтобы утолить собственную жажду власти, она не захотела обещать ему свою верность, когда он отчаянно об этом просил. Да, когда-то он нанес ей ужасную рану, но уж она-то, в ее положении, должна была понимать, что не следовало отвечать ударом на удар.

И вот сейчас он находился в непроглядной тьме, где не было ни одного лучика света, ни надежды. И Диана с содроганием подумала: «Что бы я ни сделала, что бы ни сказала, это ничего не изменит. Но, может быть, все-таки попытаться?»