– Я к ним скоро присоединюсь, – произнес Везеул с усмешкой. – Увидев, что вы идете в эту сторону, я решил выразить вам мое почтение, поскольку завтра утром уезжаю.

– Какая жалость. Надеюсь, вам здесь понравилось, – с вежливой улыбкой сказала Диана, стараясь отодвинуться от него.

– Но самое лучшее еще впереди. – Везеул приподнял свою трость и прижал золотую змеиную голову к шее Дианы.

Она отпрянула и резко проговорила:

– Месье, вы позволяете себе недопустимые вольности! Не делайте так больше.

– Я буду делать все, что захочу. – Он негромко рассмеялся, сверкнув пронзительными темными глазами. – Теперь я наконец возьму то, чего хотел с первой минуты, как только увидел вас в театре. Вы, ma petite, произведение искусства, а шедевры искусства не должны храниться взаперти и доставлять удовольствие только одному мужчине.

Подтекст его слов не оставлял сомнений. Диана снова попятилась; этот разговор начинал ее пугать.

– Моему мужу ваша наглость не понравится, так же как и мне, – заявила она. – Если вы немедленно не уйдете, я расскажу ему о вашем возмутительном поведении. Умный человек не захочет вызвать неудовольствие Сент-Обина.

– Вы ему ничего не расскажете, ma petite. – Маска цивилизованности начала сползать с лица Везеула. – Я получу удовольствие, а потом, как закончу, вы больше никогда никому не достанетесь.

Он выбросил руку вперед и схватил Диану за плечо, а другой рукой снова приподнял трость. Скрытое зло, которое она всегда в нем чувствовала, стало совершенно явным. У Дианы не оставалось сомнений: этот негодяй был способен ее изнасиловать и убить, а потом как ни в чем не бывало присоединиться к остальным гостям. За этой мыслью последовала другая, не менее пугающая: «Если Джоффри вернется узнать, что ее задержало, то Везеул убьет и его».

Резко отстранившись от графа, Диана пронзительно завизжала, надеясь, что кто-нибудь окажется поблизости, потом развернулась и бросилась в лабиринт.

Джервейз ходил среди гостей, однако ни с кем не вступал в долгие разговоры. Он отметил, что Везеула среди них нет. Впрочем, граф еще до этого прислал записку с извинением – мол, утром обязательно должен уехать. Джервейз был бы этому только рад, но ему до сих пор не удалось раскрыть предательство, в котором он подозревал француза. В последние несколько дней в поведении Везеула чувствовался некий вызов: казалось, он знал, что находился под подозрением, но при этом демонстрировал открытое неуважение к человеку, который хотел его разоблачить. В такие моменты Джервейз жалел, что Англия не полицейское государство, как нынешняя Франция: там-то он мог бы просто засадить Везеула в тюрьму. Но Британия – это Британия…