Ее совесть тоже не совсем чиста. Ведь будь она хотя бы наполовину такой безгрешной, как ей прежде казалось, у нее не было бы этого неосознанного желания увидеть, как ее муж поплатится за содеянное. И если бы не ее трусость и скрытность, они бы с Джервейзом никогда до этого не дошли.

Забытое шитье лежало на ее коленях, а мысли продолжали ходить по кругу. Она была рада, когда ранний ужин в детской отвлек ее. Потом Джоффри предложил прогуляться по парку, и Диана тотчас согласилась, надеясь, что оживленная болтовня сына поможет ей не предаваться грустным раздумьям.

После целого дня, проведенного в комнате, было приятно выйти на свежий воздух. Гости сейчас должны были собираться в салоне, чтобы выпить шерри перед обедом, так что в парке, наверное, никого не было – во всяком случае, никого из тех, с кем ей не хотелось бы любезничать. Сейчас Диана едва ли была способна на это.

Но в эти самые мгновения за ней наблюдали из дома пронзительные черные глаза. Впрочем, граф Везеул не видел мальчика, который побежал впереди матери, а видел только женщину с ее узнаваемой грацией и стройным возбуждающим телом. В этот час парк был пуст, и на сей раз Диана, леди Сент-Обин, от него не ускользнет. Но ему следовало действовать быстро, потому что он должен будет присоединиться к остальным гостям до того, как его отсутствие заметят.

А еще он должен позаботиться о том, чтобы она не смогла сообщить об изнасиловании. Хоть Сент-Обин и держался отчужденно по отношению к жене, но если кто-то повредит его собственность, то ему это очень и очень не понравится. Везеул в задумчивости погладил змеиную голову трости. Что ж, он возьмет жену Сент-Обина и уничтожит ее, а потом поедет в Лондон и уничтожит кумира виконта. И Сент-Обин ничего не сможет с этим поделать.

Джоффри, как игривый щенок, то забегал вперед, то возвращался к матери, чтобы показать что-нибудь особенно его заинтересовавшее. На протяжении нескольких веков своего существования парк Обинвуда неизменно расширялся, и сейчас в нем было абсолютно все – от грядок с пряностями и до «зеленого» лабиринта. Именно к лабиринту Диану и вел сейчас сын.

– Чеслоу, главный садовник, говорит, что наш лабиринт – лучший в Англии, – с гордостью сообщил мальчик. – Даже лучше того, который в Хэмптон-корте.

Диана вздрогнула: ее кольнуло слово «наш». Парк принадлежал ее мужу, и когда-нибудь он будет принадлежать ее сыну, но ей самой не было места в Обинвуде. Роль любовницы подходила ей куда больше, чем жены. Но она, отбросив эти мысли, спросила:

– А Чеслоу не говорил, сколько лабиринту лет?